а Африке мы помогаем изо всех своих советских сил) и очень много жизненных историй пионеров с разных концов страны. Ну и письма в газету, как без них? Например, одна девочка из Харькова жаловалась, что ей ужасно скучно и нечем себя занять. Что вот лето. Ну, тепло. И что с этим делать целых три месяца? А в качестве ответа деликатный корреспондент привел историю двух парней откуда-то с Таймыра, которые только что вернулись с пастбищ северных оленей и у них всего полдня на сборы в поход по тундре. Ну и дальше скучающей барышне был поставлен диагноз — раз ты жалуешься на всю страну через главную пионерскую газету, что тебе скучно, то ты чего ждешь? Клоунов?
Или, например, пишет девочка, что она бы очень хотела иметь подтянутое тело, быть сильной и ловкой, но на физкультуре предпочитает сидеть в сторонке, потому что стесняется этой самой физкультуры. И все ее друзья — такие же. И что делать, дорогая «Пионерка», мол? А «Пионерка» со свойственной ей деликатностью спрашивает: «А математику вы, дорогие стесняши, еще не научились стыдливо прикрывать?»
Я отложил один номер и взял другой. И только начал читать, как в дверях загрохотали шаги и раздался громкий голос Марчукова:
— Нет, ну вот ты скажи, а? — возмущался он. — Я понимаю, раздавать звездочки отличившимся, типа они молодцы. Но квадраты-то зачем придумали?
Мамонов ответил что-то неразборчивое, и тут они вошли.
— Кирюха, ты представляешь?! — Марчуков размахивая руками бросился ко мне. — Они на своем каком-то сборе активистов решили, что теперь будут раздавать за проступки белые квадраты. Это типа проколов в правах. Постель не заправил — получи квадрат, на зарядку проспал — квадрат.
— А я вместо чистого часа в библиотеку пошел, мне тоже квадрат? — спросил я.
— Ну ты же вроде как по делу… — задумчиво проговорил Марчуков и почесал в затылке. — Просто когда эта наша рыжая председательша про это рассказала, я на нее наскочил, мы поспорили, и мне влепили квадрат за брошенный мимо урны фантик. А я бы и не бросил его мимо урны, если бы не эти идиотское квадраты…
— А когда много квадратов накопится, то что? — спросил я.
— Из лагеря выгонят, наверное, — буркнул Марчуков. — Не знаю. Это светлые умы нашего отряда придумали, Надежда Юрьевна еще не знает.
— А Елена Евгеньевна? — спросил я. — Ой, слушайте, да и пусть их. Куда они эти квадраты, на лоб что ли будут клеить? И вообще, мы же газету делаем, значит можем про это как раз и написать.
— А! — Марчуков, красный от гнева, сразу повеселел. — Точно, газета! Мы их так всех пропесочим, что мало не покажется. Новаторы такие. Воспитательную работу они среди меня решили вести. А я сюда отдыхать приехал, а не чтобы среди меня воспитательную работу вели!
Чтобы Марчуков успокоился, потребовалось еще минут десять. И потом мы-таки приступили к обсуждению газеты. Назвать ее решили «Сигнальные огни», вроде как и красиво, и загадочно, и с названием отряда перекликается. И раз уж Марчуков так бурно воспринял нововведение совета отряда про квадраты, то я сразу же ему поручил опросить нескольких членов отряда, нескольких случайных ребят из лагеря и хотя бы парочку вожатых на тему «Нормально ли раздавать метки за проступки?»
Потом пришел Алик с фотоаппаратом и навис над столом. В основном он молчал, но изредка даже подавал интересные идеи.
— Надо обязательно колонку спортивных достижений. Только чтобы не просто скучные цифры, в духе комментатора!
— А может лучше что-то вроде «Крокодила»? Со смешными карикатурами, сатирой… У меня папа всегда «Крокодил» читает.
— А у меня — «Науку и жизнь», но про науку же мы вряд ли будем писать…
— За карикатуры между прочим и насовать могут…
— Ой-ой, пусть попробуют только! На правду не обижаются!
— А рисовать-то ты умеешь?
— А мы будем фотографиям усы пририсовывать и всякие там рожки-крылышки! Алик, ты же сможешь незаметно сфотать всех из нашего отряда?
— Олежа, смысл карикатуры вовсе не в пририсованных усах! Тут идея нужна!
— Да чего вы примотались к этим усам?! Я для примера сказал…
— А давайте на письма будем отвечать? — предложил я, когда все немного выдохлись спорить.
— В смысле? — все повернулись ко мне.
— Ну, повесим почтовый ящик, в который каждый сможет сбросить свое письмо, в котором он рассказывает что-то или спрашивает совета. А мы потом это письмо переписываем, чтобы никто не догадался по почерку, кто это писал. Или еще лучше на печатной машинке перепечатываем. И добавляем от себя совет или комментарий.
— Это ты сам придумал? — спросил Марчуков.
— Да не, я просто подсмотрел идею, на самом деле, — я помотал головой. — Во всех газетах есть такие ответы на письма. Но только письмо обычно одно на весь номер, а у нас можно сделать много.
— А первые письма где возьмем? — спросил Мамонов. — Или вместо первой газеты вывесим только почтовый ящик и над ним плакат. С надписью «Пишите письма в нашу газету»?
— Сами напишем, — я пожал плечами. — Мы же письма неподписанными будем публиковать, значит можно их сочинить для начала.
— Но это же будет обман, разве нет? — Марчуков наморщил лоб.
— А вот и нет, — ухмыльнулся я. — Это будет не обман, а об-ра-зец. Как на почте, где всегда есть заполненный бланк на имя какого-нибудь Иванова Ивана Ивановича. Мы просто покажем, что за письма примерно можно писать, и что мы потом с ними делаем. Ну, в смысле, как отвечаем и все такое…
— А… — начал Марчуков, но тут скрипнула дверь, он замолчал и обернулся.
Глава 10,
про пользу и вред дурного примера и внезапно возникшую экономику
— Привет, — раздался невыразительный голос Друпи. — Вы тут газету делаете, да? Я принесла ватман, трафареты и краски. И карандаши еще.
— А тебя кто-то звал что ли? — недовольно буркнул Марчуков до того, как я вообще успел открыть рот.
— Если ждать, когда позовут, то можно вообще никуда не попасть, — монотонно заметила Друпи. — У меня хороший почерк. И я
