водка принесёт?
– Принесёт, – сказал Николай и вынул из внутреннего кармана заготовленную початую «Пять озёр». – Я от вас, батюшка, на метро поеду. Я вам очень сопереживаю и сочувствую, но, может, и к лучшему, что он ушёл, ваш сын-то? Господь его призвал. Отмучился он. Сам мучился, и вы мучились. У вас ещё дети есть. А духовных детей сколько? Не счесть. Вот я перед вами сижу. Вы, можно сказать, растите меня и воспитываете.
– А ты что на «вы» перешёл?
– Да неудобно мне.
– Удобно. Елизавета, принеси рюмки, помянем сына, хороший был мальчик, светлый.
Ни с того, ни с сего по лицу священника покатились огромные слёзы. Он превращались в хрусталь и падали на стол со звоном.
– Отец Андрей, ты мне скажи, на какой день ребёнка крестят?
– На сороковой. А что? Окрестить кого надо?
– Надо. Помнишь, рассказывал тебе про женщину одну, Нину. Родила она.
– Когда?
– Вчера. Я на родах был.
– Кто родился?
– Мальчик.
– Как назвали?
– Ещё не знаю.
– Твой, что ли, сын?
– Процентов сорок – мой.
– Почему сорок?
– А может, и все шестьдесят.
– Грешники мы великие. Но если ребёнок родился, слава Богу. Вот если бы не родился, это была бы беда… Давай, Николай, за здравие младенца. Павлом назовите.
– Почему?
– Красивое имя.
– Хорошо.
– Ну, давай!
И «Пять озёр» до капли пролились в мужчин, а когда бутылка спорхнула со стола и встала рядом с батареей, на лице отца Андрея появилось нечто сходное со светом Божиим.
– Вадим!
– Что? – Вадим подскочил на импровизированной постели в подвале многоэтажки в маленькой каморке, обшитой деревом.
– Душно мне. В лес уходим.
– Ночь же, Василий.
– Идём, вставай немедленно!
– Встаю.
И две мужские фигуры вышли в бесконечнуюночь.
– Умру я скоро, – сказал Василий.
– Я с тобой. Не смогу без тебя.
– Сможешь. Я покажу тебе место, куда пойдёшь. Будешь жить среди людей.
– Мне никто не нужен, кроме тебя.
– Все мы одиноки. Смотришь вокруг – как много людей! А каждый – единственный и неповторимый – живёт в бесконечной пустоте. Также и планеты летят в тёмном океане, согреваемые звёздами. И все планеты стремятся стать звёздами и согреть других. А если ты не хочешь согреть другого, то и сам себя не сможешь согреть. Я тебе благодарен, Вадим, в последние свои дни человека приобрёл. Ты мне как сын стал. Да…
– Пойдём в больницу! Прошу тебя! Пожалуйста!
Василий улыбнулся и ничего не ответил. Они углублялись в лес.
– Как ни жаль, не можем мы повернуть время вспять. Но можем спасти. Спасти от смерти. Не от физической смерти. От омертвения души нашей. В одном хорошем кино было сказано, не помню, как называется, давно смотрел: «Человеку нужен человек». Да ты не бойся! Дрожишь, как осиновый лист. Никто не уходит, ничто не теряется. Всё здесь, с нами. Похорони меня рядом со сторожкой. В гроб не клади, прямо в землю положи. А крест я себе уж вырезал давно.
Они дошли до навеса, и Василийопустился на землю, как будто вдвое отяжелел.
– Ну, всё. Давай прощаться…
– Василий, Василий, Василий… – Вадим выл, сидя над уходящим другом, и не было на Земле человека, более него богатого горем ибесконечной любовью, проникающей сквозь видимые и невидимые преграды и охватывающей всё и всех. Умер Василий в полночь. Вадим рыдалнад ним всю ночь, а под утро уснул рядом с телом друга и увидел сон:
По электричке шёл Василий и собирал милостыню. Он очень плохо выглядел. На нём была грязная рваная одежда, волосы спутаны и висели засаленными прядями. Он распространял неприятный запах, и окружающие вынимали носовые платки и прикладывали к носу. Он шёл к Вадиму и приблизился почти вплотную.
– Поцелуй меня! – попросил Василий.
И Вадим, преодолевая страх и зловоние, потянулся к Василию, но тот в последний момент развернулся и пошёл по электричке в обратном направлении, к выходу. Из спины, через чёрные дыры в пиджаке росли и увеличивались огромные белоснежные крылья. Вадим успел соскочить с электрички вслед за Василием, а тот уже шёл по улицам Тулы, периодически взмахивая крыльями и отбрасывая на тротуар странную тень. Если Вадим не успевал, Василий поджидал его, он знал, куда шёл,и вёл за собой Вадима. Они вышли на улицу Баженова, потом на Шухова и пошли в сторону большого парка, над которым возвышался храм. Вадим успел разглядеть табличку с названием улицы: Лизы Чайкиной 1. А Василий вдруг сказал:
– Здесь легко дышится, – скрылся за церковными воротами и исчез.
С сильно бьющимся сердцем Вадим проснулся рядом с окоченевшим Василием. Он опять заплакал, нашёл в сторожке лопату и начал копать рядом, на возвышении, под раскидистой сосной. Земля была каменистая, смешанная с корнями и с песком. Он копал пять часов, потом отдохнул и поработал ещё два часа. Он выбрасывал из ямы землю лопатой и руками. Земля была сухой, и он смачивал её слезами. Потом Вадим нашёл крест, подготовленный Василием заранее. На кресте была вырезана дата рождения и дата смерти, имя «Василий» и фамилия «Кожевников». Крест был расписан и разрисован масляными красками, купленными Василием на собранную милостыню. Устелив могилу изнутри и снаружи сосновыми ветками и водрузив крест, Вадим тихо проговорил: «Спи, мой товарищ и мой отец. Земля тебе да будет пухом». Солнце садилось. Тёплый вечерний ветер освобождал проходы для солнечных комьев и поднимал ввысь пение полчища птиц.
– Каменькова! На выписку! Пойдём, документы подпишем и начинай собираться. Ты мой красавец! – старшая сестра подошла к кроватке с малышом, он безмятежно спал.– Тьфу на тебя! Вообще, я не глазливая, но на всякий случай.
На подоконнике остались лежать два кусочка сахара и дваяйцаот завтрака. Нина ещё раз осмотрела палату, и когда глаза её остановились на кроватке с мальчиком, лицо её переполнилось счастьем. После непродолжительных процедур, связанных с подписанием бумаг, старшая сестра подхватила ребёнка на руки и сказала ключевые слова:
– Конверт, одежда, шапочка, памперс?
Нина отдала ей вещи, забрала свои сумки, и они спустились в вестибюль.Женщине выдали «гражданскую» одежду и обувь, и пока она переодевалась, её малыша одевали, пеленали и упаковывали в голубой атласный конверт. Мальчик заплакал, и те, кто стоял «по ту сторону» проходной, услышали его голос. А, надо сказать, встречающих набралось на удивление много. Паша с Мишей со своими детьми и с Аришкой. Игорь с Гулей и малышами, которых Гуля держала в двух руках и напоминала радистку Кэт из любимого всеми сериала «Семнадцать мгновений весны». Замыкал процессию Николай с огромным букетом роз.Хрустящие рубли были разложены по карманам провожающих и тем
