и постепенно. Он ненавидит перемены. Слишком много их было в жизни моего сыночка. Чужие стены — это всегда чужие стены.
За витриной ресторана скользила по залу Адель. И чем больше я на нее смотрела, тем отчетливее понимала, что такой мне никогда не быть. Не знаю: получила ли она этот шик от рождения или научилась? Если научилась, то это особый талант. У меня его нет. Значит, вот что нравится Диме. Моему Диме, который любит котлеты с картошкой и пирожки с борщом, нужна нимфа, а не загнанная лошадь. Нечего и пытаться с ней конкурировать. Она не виновата.
И я в этой ситуации тоже не виновата. Потому что никогда не обещала Диме, что буду такой. Верной быть обещала. Хорошей хозяйкой быть тоже обещала. А такого и обещать не могла. В голову бы не пришло. Сердце разрывалось от боли, но одновременно я вдруг почувствовала облегчение. Потому что поняла: нет моей вины в этой измене. Конкретно в этой. Ну это все равно, что Дима изменил бы мне с Анжелиной Джоли. Кто бы из мужчин удержался? Это мы, женщины, можем любить Брэда Питта чисто гипотетически. Если бы этот Питт вдруг спустился с экрана ко мне, я бы все равно Диме не изменила бы.
Но мужчины ведь устроены по-другому. Они путают фантазии и реальность, когда это касается секса. Иначе они бы не западали на девушек из глянцевых журналов и соцсетей, которые в будний день одеты, как Красная Шапочка из эротических фантазий волка. Они бы понимали, что это игра. Это понарошку. Их заманивают.
Ну не может женщина двадцать четыре часа в сутки быть красивой. Как Ким Кардашьян, которая постит фото из постели ночью в полном макияже. Не может быть, чтобы ей было удобно ходить за покупками в босоножках из двух ремешков на каблуках пятнадцать сантиметров, в мини-юбке и при полном макияже, который делают два часа. А мужчины ведутся на яркую обертку. У меня нет этого фантика из золота и французской фольги. И никогда не будет. Зато Адель точно не умеет или не хочет жарить котлеты. Разве это справедливо, что котлеты у меня, а круассаны на балкончике с витой решеткой у нее?
Платон
Она пришла ровно в девять. Стройная, в узкой черной юбке и светлом полупальто. Волосы собраны в строгий узел. На лице — решимость и то самое сложное выражение лица, которое он увидел там, в кафе «Ван Гог». Гамма чувств: тревога, опасение, скрытая боль и нерв.
— Доброе утро, Надя! Пойдёмте, я вам всё здесь покажу, — Платон повел ее по галерее, незаметно глядя на часы.
Мамикон опаздывал. Первые два зала они прошли почти бегом. В третьем зале Платон остановился. Надя оглянулась. Зал был темным, без окон.
— Сегодня вечером здесь будет выставка художника, которого никогда и никто не видел. Ну кроме меня, конечно. Он прячется от мира. Но его работы уже очень ценятся коллекционерами, хотя он недавно начал писать.
— Я ничего не вижу, — пожала плечами Надя.
Платон зажег светильник на стене. Картины были расставлены вдоль стен.
— Я хочу, чтобы вы продумали, как лучше их развесить. Дам двух помощников. Они сделают всю грубую работу, а вам, Надя, нужно продумать экспозицию. Порядок расположения работ — это очень важно.
Надя подошла к самой большой картине, которая стояла в углу возле светильника, и наклонилась, всматриваясь в полотно.
— Неужели за это платят большие деньги? — улыбнулась она. — Или я просто не понимаю в живописи. Что здесь такого особенного? Красная Шапочка на полянке гладит то ли лисенка, то ли волчонка. Мило, но ничего особенного.
— А так? — Платон подошел к картине, выключил светильник и снова включил, но на этот раз в ультрафиолетом режиме.
За спиной Красной Шапочки появилась огромная тень волка.
— Страшно, — зябко поежилась Надя. — Сразу смысл поменялся. Она такая беззаботная. И вроде всё у нее хорошо. Но она еще не знает, что над ней уже нависла угроза. Как в жизни: мы утром встаем и не подозреваем, какая беда ждет нас сегодня.
Платон застыл, удивленно глядя на нее. Как просто и мудро она описала весь тот скрытый смысл, который художник вложил в свою работу. Как тонко она это почувствовала! Откуда? Простая девушка, ничего не понимающая в искусстве, оказалась умнее, чем многие искусствоведы.
— Вы правы. Этот трюк позволяет одному и тому же полотну рассказывать целых две истории. Ведь из-за специфики краски и техники художника отсутствие и присутствие света очень сильно преображают его содержание.
— Поразительно! — прошептала Надя, продолжая, как завороженная, смотреть на картину.
— Пойдемте, я покажу ваше рабочее место, — Платон привёл ее в офис.
Маленькая уютная комната секретаря располагалась перед дверью его кабинета. На стеклянном столе стоял компьютер.
— Кресло удобное, — Платон сел в черное крутящееся кресло. — Сам проверял. С компьютером дружите?
— Да, — ответила она. — Знаю все офисные программы.
— Откуда? Вы, кажется, занимались пошивом?
— Сама освоила. Сегодня без компьютеров никуда. И мне приходилось много переписываться с разными клиниками. У меня особенный ребенок, поэтому еще выучила английский. Со словарем, конечно.
— Понимаю, — вежливо кивнул он. — Сейчас вам нужно проверить список гостей и продумать экспозицию выставки. Также нужно проверить все страховые полисы. Картины застрахованы на крупную сумму.
Надя села в кресло у стола, повертела в руках чёрный стеклянный стаканчик с ручками и вдруг спросила:
— А что случилось с предыдущей помощницей? Она уволилась?
— Можно и так сказать. Это была моя бывшая жена. Она вышла из бизнеса. Вы позволите? — он прикоснулся к ее волосам.
Она вздрогнула, невольно отстранилась, но тут же взяла себя в руки и прошептала:
— Дда.
Платон вытащил из прически шпильки, распустил ее волосы. Небрежно роняя пряди, собрал их в корону на голове и заколол шпильками. Это было странное ощущение. Она терпеливо сидела, не двигалась, полностью отдалась его рукам. Но Платон видел, как напряжена ее шея. Как подрагивают ресницы и губы. Ее волосы упоительно пахли травами. И он с трудом подавил желание зарыться в них лицом.
— Так гораздо лучше, — улыбнулся Платон. — Поверьте на слово художнику. Низкий узел вам не идет. Волосы нужно поднимать. Я вас не обидел?
— Нет, — покачала головой она. — Совсем нет.
— Доброе утро! — в кабинет, улыбаясь, зашел Мамикон. — Вай! — он прижал руки к груди и восхищенно поцокал языком. — А ты, Платон-джан, времени даром не теряешь. Вай, апрес! Молодец какой! Такую красивую девочку привел! Как сольнышко пришло в этот собачий холод в эту вашу Москву!
— Надя, вы не приготовите нам кофе,
