Моя бровь скептически приподнимается.
– Правда? И кто же управляет этими шакалами, м?
Шуджа пожимает плечами.
– Судя по всему, сам Создатель.
Я киваю.
– Ну да. Особенно когда они портят товар и нарушают основные заповеди. Что ж, надо будет напомнить им, с чьей руки они едят.
– И еще. Заид, на прошлой неделе снова детей провезли.
– Откуда? – нахмурившись спрашиваю я.
– От Газвана.
Я кривлюсь, как будто мне подали кислый рис.
– Этот шакал еще не сдох?
– Никто пока не решился помочь ему.
– Ну так начнем вершить правосудие, – склонив голову, цежу сквозь зубы. – Валид, собери на него информацию. – Он согласно кивает. – Шуджа, с девкой, которая побила служанку, разобрались?
– Да, – коротко отвечает он и косится на Валида.
– Рассказывай.
– Тридцать ударов, и поехала к своей семье, – спокойным тоном отвечает Валид.
– Хорошо. Доехала? – Получив утвердительный кивок, задаю последний вопрос: – Еще что-то?
– Нет, это все.
Я тру нижнюю губу указательным пальцем, раздумывая, а не изменить ли концепцию общения с Амирой и не позвать ли ее в другой роли сегодня? Но все же решаю, что удовлетворить плотские потребности может и наложница, а вот ощущение предвкушения и огня внутри пока дает только голубоглазая ведьма, которая пахнет как самый экзотический цветок родом из неизведанных земель.
– Тогда свободны.
Хочется спросить Валида об Амире, но почему-то мне кажется, что ответ на этот вопрос разрушит магию. Не знаю, почему так чувствую, но инстинкты достаточно громко заявляют об этом. Выясню позже. Сейчас буду наслаждаться предвкушением встречи.
Вечером внутри меня нарастает вибрация. Пока я моюсь в душе, читаю книгу, просматриваю последние новости и просто сижу на балконе, глядя на горизонт. В голове миллион мыслей, и каждая важная, но все они рассыпаются в прах, когда чувство ожидания берет верх над прагматизмом. По ощущениям я вернулся лет на двадцать назад, когда меня волновала понравившаяся девочка. Когда сама мысль о том, что я стою или сижу рядом с ней, будоражила не хуже эротических снов.
Занавеска за моей спиной танцует на ветру, принося с собой запах Амиры, который, кажется, преследует меня повсюду. Она как будто ставит метки на стенах этого дома, которые пропитываются ими, чтобы потом волновать меня. Странное и забытое ощущение. Женщины уже давно не будоражат меня. Возбуждают – да. Заводят и манят, но только лишь на время, пока я не беру их. Потом они как будто перестают существовать для меня. Шуджа говорит, это потому, что я пресытился. Мол, была бы у меня только одна женщина, тогда, возможно, я бы совсем по-другому смотрел и на нее, и на других представительниц прекрасного пола. А так в гареме слишком широкий выбор: блондинки, брюнетки, рыжие, худые, фигуристые, высокие и низкие.
Если поставить в шеренгу всех моих наложниц, невозможно будет проследить закономерность. Они действительно все разные, потому что я люблю разнообразие. У меня нет конкретного типажа женщин, который я бы предпочитал. Я просто люблю женщин и способен оценить как тонкую талию и маленькую попку, так и округлые крутые бедра. Ведь не в этом заключается изюминка женщины. Она во взгляде, в вызове, который она бросает мужчине. В запахе, жесте и внутренней женской силе. Этому не научит мать, эту мудрость не передадут старшие женщины семьи. С этим или рождаются, или нет. Поэтому у меня так часто меняются женщины в гареме. По сути не больше десятка здесь обладают уникальными чертами, которые выделяют их среди других. И самая главная жемчужина среди них – девушка, каким-то образом оказавшаяся среди служанок вместо гарема. Это легко исправить, но только после того, как я наиграюсь в нашу игру предвкушения. Прикрываю глаза, как только слышу короткий стук в дверь, а потом чувствую затылком ее присутствие. Кожа покрывается мурашками, и я с наслаждением ловлю то самое ощущение, которое пока не готов отпустить.
Она пришла.
____________
*фукара – шаман арабских бедуинов
Глава 14– Меня преследует твой запах, – раздается с балкона глубокий голос. Я хочу улыбнуться, но не знаю, видит ли меня господин. Если да, то моя улыбка может быть расценена буквально, и тогда мне несдобровать.
– Я не знаю, что на это ответить.
– Подойди ближе, не слышу.
Я пересекаю комнату и становлюсь ровно за занавеской, которая колышется на ветру.
– Я не знаю, что ответить вам, – повторяю.
– Правда подойдет.
– Простите, я не понимаю.
– Знаешь, Амира, не будь я умным, вряд ли дожил бы до своего возраста.
– А сколько вам? – вырывается из меня. – Простите, – добавляю тише.
– Разве тебе еще никто не назвал мой возраст?
– Нет.
– Значит, пока тебе и не нужно его знать. Скажу только, что я значительно старше тебя, а потому опытнее и умнее. С какой целью ты разбрызгала духи по моей спальне?
Я зажмуриваюсь. Неужели он так легко разгадал мои планы?
– Чтобы вы думали обо мне, – отвечаю тихо, потому что изворачиваться в этой ситуации бессмысленно.
– Я думаю, – коротко отвечает он. – Что будешь с этим делать?
Распахиваю глаза в тот момент, когда господин Заид встает со своего места и решительно направляется в мою сторону. Останавливается в шаге от меня. Тонкая занавеска извивается между нами, периодически разлетаясь в стороны и позволяя нам смотреть друг на друга. Мы словно находимся в параллельной вселенной, где я могу открыто смотреть на мужчину, а он – с интересом рассматривать меня, не вызывая во мне бури негативных эмоций. Несколько бесконечных секунд мы зависаем в этом моменте, позволяя себе больше, чем должны. Он, конечно, может открыто смотреть на меня, а вот мне такая роскошь совершенно не позволительна. Господин облизывает чувственные губы и слегка прищуривается.
– Сними шелу, – тихо приказывает он, и мои пальцы сами тянутся к ней, стягивая ткань с лица. Господин продолжает сверлить меня взглядом, под которым мне становится некомфортно. Снова жаждущий, раздевающий. От него становится горячо и страшно. Как будто мужчина сейчас набросится на меня и надругается, заставив снова пройти через ад, который только недавно начал стираться из памяти. – Почитай мне.
Господин Заид делает шаг, и я отступаю, позволяя ему войти в спальню. Он сбрасывает с себя футболку, оголяя крепкий торс, а я, покраснев, резко отворачиваюсь. Ловлю себя на мысли, что мне приходится напоминать себе, что я ненавижу его, как и всех мужчин. Боль от воспоминания о смерти родителей снова прошивает грудную клетку, и сердце бьется неравномерно, пропуская удары. Я чувствую его в горле. Оно трепыхается и требует действовать, только вместо этого хочется сжаться в комочек и исчезнуть. Но сначала – месть. Блюдо, которое стоило бы подать холодным, но у меня нет желания ждать, пока голова начнет рассуждать здраво. Я уже хочу заставить их всех пожалеть о том, что родились на свет. Пока моя кровь кипит, желание возмездия во мне не угасает. Но если позволю себе успокоиться, могу сдаться.
