Дождь подстерегал их на выходе из генуи. Что ж, ничего удивительного — скоро осень, и этот ливень — всего лишь увертюра того концерта для труб, ударных и тромбонов, которым альпы уже собрались усладить слух путешественников. К счастью для тех, кто особенно плохо защищен от ненастья — мы имеем в виду кирасир и погонщика, ибо первые закованы в холодную и неудобную сталь, второй же высоко, как на насесте, сидит на слоновьем загривке, где его насквозь пронизывает северный ветер и с особенной силой хлещут плетки-семихвостки колючего снега,— максимилиан второй внял наконец безошибочной народной мудрости, твердящей с самого раннего рассвета человечества о том, что недуг легче предупредить, нежели излечить. И потому, пока еще не вышли за городские стены, дважды останавливал караван, чтобы прикупить в лавках, торгующих готовым платьем, кое-какой одежды, образцы которой, хоть по легко постигаемым причинам, проистекающим от того, что планирование тогдашней продукции еще не развилось в достаточной мере, сильно разнились друг от друга покроем, фасоном и цветом, все же, по крайней мере, могли упасти от свирепости холода и дождя своих бессчастных обладателей. И вот, благодаря предусмотрительности эрцгерцога, можем мы сейчас видеть, с какой быстротой извлекли солдаты притороченные к седлам одеяния и, не останавливая хода, облачились в них, выказывая воинское ликование, не ведомое доселе в истории армий. То же самое, хоть тише и незаметней, сделал и погонщик фриц, прежде называвшийся субхро. И, угревшись в толстом плаще, подумал вдруг, что попона, оставленная на благочестивую утеху епископа вальядолидского, очень бы сейчас пригодилась сулейману, которого безжалостно хлестал и сек ливень. Тем, что первые обильные струи сменились нешуточной бурей, можно объяснить столь малое количество зевак, вышедших на обочины дорог поглазеть на слона и приветствовать его высочество. И очень зря, ибо в обозримом будущем не представится им больше случая увидеть слона в натуральную величину. Что же касается эрцгерцога, здесь нельзя судить с должной долей уверенности, ибо скудны и недостаточны предварительные сведения относительно перемещений этой почти императорской персоны, а иными словами — может, когда-нибудь проедет еще, а может, и нет. Но в части, относящейся к слону, сомнений быть не должно, ноги его больше на этих дорогах не будет. Погода, впрочем, исправилась еще до того, как вступили в пьяченцу, и оттого проезд по городу соответствовал значению и величию тех, кто шел в этом караване, поскольку кирасиры смогли показаться во всем своем уже известном нам блеске, а не в том нелепом виде, в каком представали при выезде из генуи, когда на головах у них сияли каски, а на плечах болталось нечто грубошерстное. На этот раз народу на улицах собралось больше, и если эрцгерцога встречали рукоплесканиями за то, что он — тот, кто он, то и слону по той же причине доставалось их не меньше. Фриц верхнего платья не снял. Он считал, что оно, просторным покроем более напоминающее плащ, нежели пелерину, придает ему некое державное достоинство, так чудесно сочетающееся с величественной поступью сулеймана. Сказать по правде, ему уже было безразлично, что максимилиан переменил ему имя. Да, конечно, он не знал известной поговорки, где говорится, что если хочешь жить в риме, надобно сделаться римлянином, однако же, пусть и не чувствовал ни малейшей склонности быть в австрии австрияком, считал весьма полезным для исполнения своего намерения жить тихо и как можно реже показываться на глаза черни, хотя уже одно то, что он въехал в город, гарцуя, так сказать, на слоне, делало из него существо особенно сотворенное. И потому едет он, завернувшись в свой плащ и с наслаждением вдыхая легкий запах шерсти, исходящий от волглого сукна. Едет, как велено ему было на вальядолидском тракте, за каретой эрцгерцога, причем если поглядеть со стороны или издали, покажется, будто он тянет за собой длиннейшую вереницу экипажей и подвод, составляющих кортеж, причем первым, сразу вслед слону, движется воз с фуражом в мешках и с поильным чаном, в котором от недавнего дождя вода уже перелилась через край. Погонщик счастлив и бесконечно далек от тягот жизни португальской и, по сути говоря, жизни растительной в белемском загоне, когда принужден был видеть лишь уходящие в море корабли и слышать псалмы монахов-иеронимитов. Весьма вероятно, что слон наш думал, если, конечно, эта огромная башка способна на такое геройство, но, по крайней мере, пространства для мыслей в ней хватает, да, так вот, с горестью думал он о прежнем своем farniente, но горестью этой обязан был природному невежеству, по причине которого не подозревал даже, что для здоровья ничего нет на свете пагубнее лени. Разве что табак, как будет явствовать из дальнейшего. Впрочем, теперь, когда пройдены триста лиг, причем большая часть — по таким дорогам, что и сам дьявол, даром, что козлоногий, идти бы отказался, сулейман едва ли заслуживает обвинения в лености. Может, и жил он в неге в бытность свою в Португалии, но ведь это теперь — что вода протекшая, но стоило лишь ему вступить на европейские дороги, как моментально открылись в нем источники энергии, о существовании коих он и сам не подозревал. Подобный феномен наблюдается достаточно часто у людей, из-за житейских обстоятельств — бедности или безработицы — вынужденных эмигрировать. Вялые и ко всему безразличные в том краю, где родились, обретают они ну просто в одночасье рвение столь рьяное, что буквально носом землю роют, что следует как раз понимать в смысле переносном, а не так, словно вселилась в них пресловутая, но так никем толком и не изученная землеройка. Не дожидаясь, пока в окрестностях пьяченцы будет наконец разбит лагерь, сулейман уже оказывается в объятиях слоновьего морфея. И укрытый плащом фриц с ним рядом храпит как божий праведник. Рано утром протрубил рожок. Дождь лил всю ночь, но сейчас небо чистое. Бог даст, не затянут его темнопепельные тучи, как случилось вчера. Ближайшая цель — город мантуя, расположенный уже в ломбардии и славный по многим причинам, не последняя из коих — некий шут при герцогском дворе, шут по имени риголетто, чьи при- и злоключения спустя сколько-то веков положит на музыку великий джузеппе верди. Караван не задержится в мантуе, чтобы осмотреть произведения искусства, коими изобилует она. Еще богаче ими верона, куда, пользуясь благоприятной погодой, приказал двигаться эрцгерцог и где по воле уильяма шекспира будет разворачиваться замечательная и печальная история ромео и джульетты,— и не потому приказал так максимилиан второй австрийский, что был любопытен до чужих любовей, а потому, что верона, не считая падуи,— последний важный пункт перед Венецией, и отсюда путь лежит теперь все выше, все круче к альпам, к холодному северу. По всему судя, венценосная чета уже свершала путешествия в прекрасный город дожей, куда, с другой стороны, четырем слоновьим тоннам проникнуть не так-то просто. Слон, видите ли, не такое животное, чтобы уместить его в гондоле, если они уже существовали в ту пору и, по крайней мере, имели тот же вид, что ныне,— высоко задранный нос, траурно-черный цвет, выделяющий их среди флотов всего мира, и, что уж совсем маловероятно,— распевающий на корме гондольер. Надо полагать, чету эрцгерцогов, решившую прокатиться по гран- канале, потом примет дож, но сулейман, кирасиры и все прочие останутся в падуе, обратясь лицом к базилике святого антония, который на самом деле — да будет восстановлена справедливость — из лиссабона, а не из падуи[15]и стоит в пространстве, лишенном деревьев и от других зеленых насаждений свободном. Каждый на своем месте — вот первейшее условие для достижения всеобщего, вселенского мира, если только господь в неизреченной мудрости своей не распорядится иначе.
