Ее величество осыпали комплиментами по всякому поводу, и с этого часа она обрела здесь свою испанскую свиту, а также свою главную камеристку герцогиню де Терранова, грозную тюремщицу, которая стала приобщать будущую королеву к нелепым правилам этикета, присущим испанскому двору, — тем правилам, которые принцесса пыталась освоить в течение трех месяцев, но так и не преуспела в этом.
Прежде всего ей предложили примерить испанские платья — королеве следовало выбрать наряды к прибытию короля. Пышные подарки ей, однако, не понравились, принцесса вместе с француженками из своей свиты даже посмеялась над ними. На дам, сопровождавших будущую королеву, смотрели так неприветливо, что они стали поговаривать об отъезде, и в связи с этим принцесса громко высказывала свое недовольство.
В те времена в прекрасной Испании недолюбливали французов (правда, я не очень уверена, что сегодня к ним относятся лучше).
Король должен был ждать прибытия невесты в Бургосе и в этом же городе сочетаться с ней браком, но вдруг ему в голову пришла сумасбродная мысль доехать до Витории, а может быть, и до самой границы, чтобы поскорее увидеть принцессу. Он собирался взять с собой и архиепископа, чтобы тот повенчал их в том месте, где произойдет встреча; с невероятным трудом удалось убедить короля, что в Бургосе все уже подготовлено и он, разумеется, сможет увидеть свою королеву раньше, но с венчанием придется потерпеть до прибытия в этот город. Королю было восемнадцать лет, он был влюблен и очень неохотно согласился с этой задержкой.
Чтобы продолжить рассказ, уместно будет, пожалуй, сказать несколько слов и о самом короле.
Принц потерял отца будучи четырех лет от роду и взошел на трон в том возрасте, когда этот трон мог быть для него всего лишь игрушкой. Его мать, Мария Анна Австрийская, вторая жена Филиппа IV, подписывала от его имени бумаги и стала регентшей.
Эта женщина, обуреваемая дурными страстями, следовала лишь своим странным порывам. Она ненавидела Францию и французов. Возможно, причиной тому был первый брак короля, взявшего в жены французскую принцессу, дочь нашего Генриха IV, от которой у него родилась дочь, будущая королева Мария Тереза, жена Людовика XIV; таким образом наши государи по двум линиям были связаны с Генрихом IV кровными узами. Король Испании очень тосковал по своей первой жене и часто говорил о ней. Наверно, именно это и вызвало ненависть Марии Анны к нашей нации, ту ненависть, которая, как мы увидим далее, столь дорого обошлась ее несчастной невестке.
Пока королева-мать была регентшей и управляла владениями сына, она одного за другим выбирала себе фаворитов и находилась в непрестанной борьбе с незаконнорожденным сыном своего мужа доном Хуаном Австрийским, который силой принуждал их оставить ее.
Королева отыгрывалась на подданных, становясь вдвойне раздражительной и злобной, отчего страдали не только гранды, но и простой народ.
А в это время юный король рос, не вмешиваясь, разумеется, ни во что. Заботы о государственных делах были ему не по душе, что лишь наполовину устраивало дона Хуана; честолюбивый бастард хотел царствовать от его имени, но для этого ему надо было устранить королеву-мать и пробудить в ребенке хотя бы немного решительности, необходимой для осуществления задуманного.
Втайне от королевы-матери дон Хуан стал завоевывать доверие мальчика, часто навешал его, приносил и дорогие подарки, и дешевые безделушки, чтобы не вызывать подозрений. Постепенно он внушил своему царственному питомцу неприязнь к покойному отцу, пробудил в нем желание узнать неизвестные факты, а когда увидел, что юный принц дозрел, чтобы все понять, однажды вечером повел его прогуляться по городу, предварительно переодев; юному королю была предоставлена возможность услышать, как люди проклинают правление регентши, и он убедился, что народ очень любит его, но не может больше терпеть сумасбродства надменной женщины и лихоимства ее фаворитов.
Вернувшись во дворец, король постарался вести себя так, чтобы никто ничего не заметил, и решил следовать советам дона Хуана. Ему еще не исполнилось пятнадцати лет, однако по испанскому обычаю короли считались совершеннолетними с двенадцати. Тем не менее он не хотел ничего менять до тех пор, пока не достигнет пятнадцатилетнего возраста; до этого дня оставалось еще несколько недель, и ровно столько времени требовалось для подготовки удара.
Дон Хуан учел все детали; он заручился поддержкой солдат, королевского окружения и, главное, духовенства; все это он проделал так ловко, что соглядатаи ничего не заподозрили.
День рождения Карла II отпраздновали пышными торжествами; король был бесконечно ласков с матерью. (Я убеждена, что монархи ради своих интересов умеют подавлять чувства и что они рождаются обманщиками, как другие рождаются слепыми.) Проводив сына в его покои и убедившись, что он остался один, регентша отправилась в свои апартаменты. Гордясь своим триумфом, она сказала своей преданной камеристке и секретарям, ожидавшим ее распоряжений:
— Мои враги повержены; я уверена в короле; во время праздника он даже не взглянул на дона Хуана, выслушал все, что я успела наговорить ему, настраивая против бастарда, и сказал, пожав мне кончики пальцев: «Завтра, сударыня, вы узнаете, что я думаю о доне Хуане, и у вас уже не останется никаких сомнений по этому поводу, будьте спокойны…» Значит, мы прогоним его…
А в это время дон Хуан вошел в королевские покои через потайную дверь, заставил племянника одеться, ошеломил своими обещаниями и рассуждениями, а затем отвез в Буэн-Ретиро — один из королевских дворцов, который будет играть слишком важную роль в нашей истории, чтобы я не рассказала о нем поподробнее.
Своими садами и фонтанами это прекрасное место напоминает Люксембургский дворец в Париже. Там есть великолепный парк, превосходные деревья, но газоны выжжены солнцем, а водоемы почти сухие, как и повсюду в Испании. Террасы, цветники, статуи — изумительны; для испанки это просто рай, а француженка постоянно вспоминала бы здесь Версаль, Сен-Клу и Фонтенбло.
Однако Карл II ехал туда словно в изгнание; но, прибыв во дворец, он испытал радостное ощущение свободы и сказал дону Хуану, что, перед тем как отойти ко сну, хочет написать матери, чтобы спокойно спать, не думая больше о ней. Письмо было лаконичным:
«Сударыня, не желая и далее злоупотреблять Вашей нежной заботой обо мне и достигнув подобающего для самостоятельного правления возраста, я решил освободить Вас от бремени государственных дел и попросить Вас впредь посвятить себя отдыху, который столь Вам необходим из-за Вашей великой усталости. Состояние Вашего здоровья требует переезда в монастырь Благовещения, куда мой горячо любимый дон Хуан Австрийский будет иметь честь сопроводить Вас немедленно.
В самое ближайшее время, как только позволят мне заботы, связанные с государственным правлением, я намерен посетить Вас; с этого часа Вам не следует покидать стен святой обители, где Вам предстоит молиться Всевышнему за меня и за Испанию с присущей Вам великой набожностью.
Ваш любящий сын Карл».
