— Господи, — пробормотал он.
Экберг посмотрела на него.
— Я думала, вы этим уже пресытились.
— Это не обычное северное сияние. Как правило, видны перемещающиеся разноцветные полосы. Но сегодня разнообразия нет. Цвет лишь один. Только взгляните, какой он насыщенный!
— Да. Будто вино. Или, может быть, кровь. Аж в дрожь бросает. — Она повернулась к нему, походя в отраженном свечении на призрачное существо из далеких миров. — Вы никогда не видели подобного раньше?
— Только единожды — ночью накануне того самого дня, когда мы нашли тигра. — Он немного помолчал. — Но сегодня оно вдвое ярче. И так низко висит, что к нему можно чуть ли не прикоснуться.
— Мне только кажется или оно и впрямь издает какие-то звуки?
Экберг наклонила голову, словно прислушиваясь. Маршалл обнаружил, что следует ее примеру. Он знал, что ничего подобного просто не может быть, и все же сквозь лязг оборудования и гул генераторов услышал нечто похожее то на раскаты отдаленного грома, то на страдальческий женский стон — в такт приливу и отливу небесных огней. И вспомнил слова старого шамана:
«Древние рассердились… Их гнев окрашивает небо кровью. Небеса кричат от боли, словно женщина в родовых корчах…»
Маршалл тряхнул головой. Ему доводилось слышать рассказы о том, как стонет и поет северное сияние, но он всегда считал их легендами. Впрочем, возможно, поскольку сегодня сполохи шли над самой землей, этот эффект действительно сопровождался неким звуковым феноменом. Он уже собирался вернуться на базу, чтобы позвать коллег, когда заметил Фарадея. Биолог стоял между двумя временными ангарами с магнитометром в одной руке и цифровой камерой в другой, направив их к небу. Очевидно, он тоже заметил необычность в происходящем.
Почувствовав в стороне какое-то движение, Маршалл повернулся и увидел приближающихся к нему водителя грузовика и его пассажира. Несмотря на холод, водитель был все в той же яркой цветастой гавайке.
— Потрясающее зрелище, правда? — сказал он.
Маршалл молча кивнул.
— Я видел немало северных сияний, — продолжал водитель, — но такого еще никогда.
— Инуиты считают, что это духи мертвых, — ответил Маршалл.
— Верно, сказал пассажир с подстриженной бородкой. — К тому же не слишком дружелюбные, поскольку они играют на небе в футбол человеческими черепами. Легенда гласит, что если свистнуть во время северного сияния, духи могут спуститься и забрать вашу голову тоже.
Экберг содрогнулась.
— Тогда, пожалуйста, не свистите.
Маршалл с любопытством оглядел новоприбывшего.
— Не знал.
— Я тоже не знал, пока не застрял в Йеллоунайфе. — Незнакомец кивнул в сторону водителя. — Но этот парень любезно согласился меня подвезти.
Маршалл рассмеялся.
— У вас был не слишком радостный вид, когда вы выбирались из грузовика.
Бородач слегка улыбнулся. Он уже явно полностью пришел в себя после утомительного перегона.
— Тогда мне это показалось неплохой идеей. — Он протянул руку. — Моя фамилия Логан.
Водитель повторил его жест.
— Каррадайн.
Маршалл представился сам и представил Экберг.
— Что-то мне подсказывает, что вы не из здешних краев, — сказал он водителю.
— Верно подсказывает. Кейп-Корал, Флорида. Платят здесь здорово, но во всем остальном на Аляске полно того, в чем я совершенно не нуждаюсь.
— И что же это такое? — спросила Экберг.
— Снег. Лед. И мужики. Особенно здоровяки в красных фланелевых рубахах.
— Здоровяки, — повторила Экберг.
— Угу. Слишком уж их много. Здесь мужчин вдесятеро больше, чем женщин. Говорят, если женщина ими интересуется — шансы у нее хорошие, зато последствия плоховаты.
Они рассмеялись.
— Мне нужно вернуться на базу, — сказал Логан. — Похоже, мои рекомендательные письма сюда вовремя не дошли. Придется еще раз попробовать убедить старину Гонсалеса в вескости причин моего здесь присутствия. Рад был познакомиться.
Кивнув всем по очереди, он направился к главному входу.
Они посмотрели ему вслед.
— Что-то я его не узнаю, — сказала Экберг водителю. — Он из свиты Эшли?
— Он сам по себе, — ответил Каррадайн.
— Тогда что он тут делает?
Каррадайн пожал плечами.
— Он назвался профессором-энигмологом.[6]
— Кем? — переспросил Маршалл.
— Энигмологом.
— Значит, он ваш? — Экберг повернулась к Маршаллу.
— Нет, — ответил Маршалл. — Для меня, как и для вас, он загадка.
Он снова огляделся по сторонам. В воздухе чувствовалось ощутимое возбуждение, которое не могла полностью объяснить даже фантастическая игра света на небе. Несмотря на всеобщую суету, все вроде бы шло по графику. Уже началось тщательно рассчитанное подогревание ледяного блока — со дна хранилища время от времени падали капли воды. Завтра в четыре часа дня, что соответствовало лучшему эфирному времени на Восточном побережье, включатся камеры и начнется прямая документальная передача. В завершение ее будет вскрыто хранилище. А затем, внезапно понял Маршалл, съемочная группа улетит, на базе «Фир» воцарится покой, и можно будет оставшиеся две недели посвятить размеренной повседневной работе.
Маршаллу очень хотелось, чтобы этот покой наконец наступил. Но даже при всей своей неприязни к суете и шумихе он не мог отрицать, что в сегодняшней ночи есть нечто особенное, нечто уникальное и волнующее, чему, как ни странно, он почему-то был рад.
Из своего трейлера вышла Дэвис в сопровождении Конти, личной помощницы и рекламного агента. Они направились к небольшой площадке возле старого поста охраны, где их ждали Фортнем, Туссен, осветитель и главный рабочий сцены.
— Ты уверена, что не мерзнешь? — услышал Маршалл слащаво-заботливый баритон режиссера.
— Все прекрасно, дорогой, — проговорила Дэвис тоном мученицы во имя идеи. Свою дорогую шубку она сменила на изящный пуховичок.
— Съемка займет не более десяти минут, — заверил Конти. — Мы уже отсняли основные кадры и фоны.
Проходя мимо Маршалла и Экберг, они даже не взглянули на них.
— Ладно, займусь-ка и я чем-нибудь, — сказала Экберг. — Увидимся позже.
Она нагнала рекламного агента, шедшего позади всех.
Каррадайн улыбнулся и покачал головой. Он жевал огромный комок резинки, из-за чего одна его щека раздувалась, словно у хомяка.
— Что скажете? Поболтаемся тут и поглазеем на шоу?
