Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Купить «Блаженства» М. не смог. В «Корниче» он на час разминулся с Юлием.
Юлий знал, что забрать статуэтку сразу после заключения сделки ему не удастся. До закрытия ярмарки она будет стоять на стенде с пометкой «продано», и только потом ее доставят новому владельцу. Но это знание не избавляло его от легкого привкуса разочарования. Из «Корниче» он отправился шататься по Венеции, знойной, илистой и бесприютной. Когда он приглашал Матильду на биеннале, он представлял себе все совершенно иначе. Юл не ждал, что Матильда будет такой отстраненной, и уж подавно не чаял никакой помехи в виде М. Беда Юлия была в том, что за годы, проведенные на орбите Матильды, он стал к ней слишком чуток, и его приемник уже не ловил других волн. Внезапный интерес Мати к М. продлевал ожидание Юлия на еще один неопределенный срок.
И впервые за последние десять лет Юл почувствовал, что не может больше ждать. Будущее время, которого всегда было так много, вдруг истончилось и опало. Юл был словно канатоходец, только что шедший по звонкому канату и случайно обнаруживший под ногами моток ветхого кружева, готового распасться в любую минуту. Он испугался, но это не был страх нечаянной смерти. Это был страх провести подле Матильды весь свой век, оставаясь для нее невидимым. Он также понял, что, оставаясь невидимым, «фонил», как источник радиации, отравляющий всех, кто приближался к Мати. Он ни во что не вмешивался, просто существовал, и он был амулетом, хранящим Матильду от любви. Он был ее венцом безбрачия. Напрасно Юлий пытался внушить себе, что дело было не в нем, а в Кае и в том, что Мати продолжала его любить. Это не Кай, а он, Юл, десять лет путался под ногами у Матильды, протягивая руку к ее затылку всякий раз, когда в поле ее зрения появлялся другой мужчина.
Юлий бродил по Каннареджо, и это не была прогулка праздношатающегося туриста, это была его Via Dolorosa[10], его Терновая Венеция. Вместо того поворота, за которым, как он мечтал, ему предстояло обретение Матильды, он видел перед собой развилку. Ему нужно было выбрать: скрепя сердце продолжить ждать — и в конце концов, быть может, спустить свою и ее жизнь в тартарары бесплодного ожидания — или уйти.
Конечно же, пав жертвой самобичевания, Юлий преувеличил свою роль в незадавшейся личной жизни Мати. Просто после Кая с ней не случалось любви, которая не посчиталась бы ни с чем. Но это не означает, что такая любовь дается человеку только раз. Вообще ничто ничего не означает.
В краю, где звезды плачут молоком,
Тоскуя безвозвратно ни о ком,
Их слезы, как жемчужины, во тьму
Летят, чтоб не достаться никому.
Наше солнце так быстро прошло зенит, словно любовь — бабочка-поденка, проживающая жизнь за световой день. Если продолжать астрономические сравнения, наступили гражданские сумерки, время глубоких теней. Я догадывалась, нет, знала, что этот момент с неизбежностью настанет. Миг, когда я больше не смогу удерживать сдвигающуюся кальку и вынуждена буду признать: это не моя любовная история. Можно длить ее ради Игоря или ради чужих глаз, с ленцой следящих за спектаклем, но невозможно сделать ее своей, врастить ее в себя.
Тело Игоря, большое, крепкое, покрытое сибаритским жирком и гладкой кожей с мальдивским загаром, — да, оно нужно мне, нужно лишь для того, чтобы ночью охладить горящие грудь и живот. Это животная потребность, мучение одиноких, о котором не хочешь знать, с гордостью ложась в пустую постель. Но они горят, и простыни горят под тобой, если нет рядом хоть сколько-нибудь живого тела. В своих бессонных странствиях через ночь я прижимаюсь к его голой спине, раз за разом, внутренне содрогаясь от чистого младенческого запаха, запаха молочного поросенка, источаемого этой неродной спиной. Но, остывая, я не засыпаю, а плачу от подмены, от того, что не Йоши лежит рядом, беспечно доверив мне наготу.
Так зачем, если нет счастья?.. Могу объяснить. Если человеку, к примеру, отрезать руку, он наверняка сможет стать счастливым и с одной рукой. Но никогда — таким счастливым, каким мог бы быть с двумя. Я трачу время моей жизни на Игоря потому, что это — мой способ быть счастливой с одной рукой. Мне просто нужно привыкнуть, и иногда мне это почти удается.
Я снова сделала это; сахарное путешествие завершилось в рекордные три-четыре часа и было предельно информативным. За это время все накопившиеся у меня к тому моменту внутренние проблемы разрешились самым счастливым и неожиданным образом. Самой мучительном из этих проблем была ревность, на которую я по обыкновению своему расходую немыслимое количество душевных сил; она как адская топка, куда я не успеваю подбрасывать поленья. Так вот, я смотрела на Игоря и видела человека, бесконечно устремленного ввысь, чуждого мелочности и суетности. Лишь ту его составляющую, которая не принадлежит быту, никому из женщин, только Богу и искусству. Это зрелище наполняло и наполняло меня радостью, и вдруг радость превратилась в понимание: то, что нас связывает, то, что может быть у нас общим, — это только жажда познания и красоты. Суть и смысл наших отношений лишь в этом, а не в любовной истории. Если не забывать, зачем мы тут собрались, для ревности не останется повода. По большому счету, его сексуальная жизнь должна меня волновать столь же мало, сколь оная моей сестры, к примеру, или кого-нибудь из друзей. Пресловутая ласка, о которой я столько думала, — факультативна. Это как подарки, которыми мы обмениваемся, желанные, но не обязательные.
Представить себе мою жизнь вне любовной истории невозможно. Но если ее нет у нас с Игорем, это не значит, что ее вовсе нет. Она существует, та же самая, какая была всегда, — история между мной и Йоши, только в другом агрегатном состоянии.
Еще до этого путешествия я часто ловила себя на том, что на мысли о Йоши может навести меня что угодно. С таким количеством общего прошлого отрешиться от этих мыслей практически невозможно. (Например, я знаю, что мне никогда не пройти спокойно мимо каких-нибудь уличных торговых рядов: когда-то одним из любимых наших развлечений было рассматривать всякую ерунду на прилавках, это нас забавляло. Мы покупали дешевые безделушки и лакомства, преподнося их друг другу.) Каждый раз, когда я вспоминала о нем, я чувствовала нечто вроде укола или легкого толчка в солнечное сплетение и уже привыкла к этим точечным вспышкам. В какой-то момент путешествия я оказалась в просторном выставочном зале. Играла какая-то дивная музыка, и зал я видела как пустую осеннюю аллею. Я шагала по ней, не двигаясь с места, воздух был прозрачным и чуть дымным. И весь этот воздух наполнял собой Йоши, моя бесконечная история. И я шла по аллее в окружении его вневременной любви. В то же время Игорь словно был лишен возможности растворяться и проникать в моем мире повсюду. Именно в моем, и мне легко было оставить за ним право населять чужие вселенные. Для меня он существовал как цельный объект в поле моего зрения, который невозможно все время там удерживать.
Психонавтика требует внимательного и сосредоточенного отношения. Если относиться к лунному сахару как к веществу познания, все, что с ним связано, облекается особым смыслом. Никогда не устану поражаться глубокой перспективе, присущей любому сахарному переживанию. Причем с каждым разом планка, которую ты берешь, все выше, хотя и находится в некоторой зависимости от чистоты намерения и серьезности подхода. Думаю, уместно было бы предостеречь начинающих психонавтов от употребления лунного сахара с развлекательной целью. Если он попадает кому-то в руки, то попадает не просто так, и глупо пренебрегать возможностями, открывающимися сознанию в путешествии. Отправляясь в путь, лучше делать это в полной концентрации, хорошей компании и настроившись на восприятие самой важной информации. Обычно первые два-три путешествия уходят на то, чтобы освоиться в Истинном Мире и вычленить и научиться узнавать голос, сообщающий тебе недостающие вещи. Иногда он вступает в контакт через посредника; им может оказаться любой предмет, на котором остановилось внимание. Иногда он воспринимается как чужеродная мысль в собственном мозгу, зачастую невербализованная, но от этого не менее ясная. При употреблении в одиночку путешествие может быть тяжелым и сумбурным; трудно переключиться с одного вида деятельности на другой, возникает зацикленность и тягостная маета от невозможности разделить с кем-либо свои переживания. Чем ближе душевное родство со спутником, тем приятнее дорога и тем полезнее полученное знание для ваших отношений. Но это к слову.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
