В бакалейной лавке Ианте передали, что Трисия уже несколько раз звонила ей. Ближе к вечеру Ианта дозвонилась до подруги.
– С тобой все в порядке?! – беспокоилась Трисия.
– Да, не кричи, пожалуйста. В порядке. Коттедж тоже в порядке.
– К черту коттедж! Я чуть не сошла с ума, когда позвонила твоему отцу и узнала, что ты все еще на озере, а до тебя не могла дозвониться. Хочешь переехать ко мне и пожить немного у нас?
– Нет, не будь идиоткой, я же сказала, что мне здесь хорошо. – Ианта, смягчив тон, продолжала: – Коттедж нисколько не поврежден, но твой любимый кедр слегка пообломался и треснул.
– Мои родители, которые сейчас в Австралии у тети Холли, передавали, что кедр можно распилить на дрова и продать. Если ты это организуешь, то потом пришли мне чек.
– Хорошо, – согласилась Ианта, такое занятие хоть немного отвлечет ее.
– И все-таки приезжай ко мне, – продолжала Трисия. – Обещаю интересное общение с моим сыном, который открыл для себя, что малевать рисунки пальцем гораздо удобнее, чем кисточкой. И с дочуркой, которая наконец-то спит всю ночь.
– Я рада, что у тебя все так замечательно.
– А у тебя разве нет?
– У меня тоже, – Ианта не сразу вспомнила о своем достижении, – я научилась входить в воду.
– Правда?! Ну-ка, расскажи, как тебе это удалось?
Ианта поделилась своей радостью.
– И теперь ты сможешь плавать?
– Думаю, что да.
Трисия пришла в неописуемый восторг, и, заканчивая разговор, Ианта грустно улыбалась: в этом есть какая-то злая ирония, что от фобии ее излечила очередная горькая утрата, при которой все остальное просто потеряло значение.
Она позвонила отцу и, не застав его дома, попросила мачеху передать, что с ней все в порядке. Затем Ианта узнала у владельца лавки, кому нужны дрова и кто может спилить ее кедр. Она набрала номер.
– Мужа нет дома, – ответил женский голос, – но я ему передам. Как вас зовут?
Когда Ианта назвалась, женщина воскликнула:
– О, все правильно, ваш муж звонил насчет этого дерева.
– Мой муж?
«Алекс, наверное», – решила Ианта.
– Да, он звонил час назад и разговаривал с Джоном. Так что Джон в курсе и приедет к вам вечером, до того как стемнеет.
– Вам повезло, – говорил Джон Ианте в тот вечер, когда Алекс уже покидал Новую Зеландию, – еще один такой ураган, и ваше дерево точно не выдержит и рухнет. О'кей, утром я спилю его.
Назавтра Джон пришел со взрослым сыном, и им на пару пришлось изрядно попотеть, чтобы свалить и распилить огромное дерево. Тем временем возвратились соседи, которые сразу же начали оплакивать побитые ураганом ноготки.
Ианта передала им ключ и ушла на пляж. Она несколько раз окунулась в воду, страх за дальнейшую судьбу Алекса оказался надежной защитой от водобоязни.
Вечером в теленовостях ничего существенного об Иллирии не сообщалось, и возможность узнать что-нибудь откладывалась на неопределенный срок. На следующее утро – тоже ничего. Ианта заставила себя выполнить множество незначительных дел, стараясь чем угодно заполнить время, лишь бы усмирить ни на минуту не покидавшее ее волнение.
Наконец в вечерних новостях диктор объявил: «В Иллирии произошел бескровный государственный переворот. Скрывавшийся от политических преследований наследный принц возвратился в страну и был объявлен главой государства». Ианта похолодела, не веря, что перевороты бывают бескровными, и тут на экране появился он! Голос диктора стал едва различимым, изображение поплыло у нее перед глазами. Ианта едва не лишилась сознания. Она откинулась на спинку кресла и, немного придя в себя, бессмысленно уставилась на экран. Главное – Алекс жив!
Он находился в центре огромной шумящей толпы, которая восторженно приветствовала его. Он что-то говорил, спокойный, властный и энергичный, касался множества протянутых к нему рук. Ианта вытерла слезы, текущие по щекам, и сосредоточила внимание на словах репортера: «… направились в собор, где архиепископ приготовился провести коронацию. Одновременно с возвращением принца найдена и возвращена в собор икона святого Иоанна. До сих пор считалось, что икона, как и другие найденные реликвии принца, была уничтожена коммунистическим режимом».
Картина ликующих народных масс сменилась другой, чинной и молчаливой: на площади перед собором люди дружно преклонили колени, лица светились благоговением и счастьем, многие плакали. Архиепископ неспешно увенчал голову принца золотой короной. Затем послышался звон колоколов, но его заглушил рев обезумевшей от радости толпы.
«Едва принц Алекс Консидайн появился в Иллирии, – продолжал репортер, – как почти тотчас прекратился вооруженный конфликт. Его признали, и, несмотря на заверения, что его появление носит исключительно миротворческий характер, народ потребовал коронации принца в соборе. Некоторые одиозные члены правящей хунты были убиты, остальные бежали, армия и полиция присягнули на верность короне». Ведущий, как ни в чем не бывало, перешел к следующей теме, и Ианта выключила телевизор.
Ей вспомнились слова, которые она сказала Алексу, что ей жаль королевские семьи, ведь у них такая невыносимая жизнь. Может, в ту минуту Консидайн отказался от мысли связать с ней свою судьбу? Если, конечно, у него вообще возникала такая мысль. Эх, лучше бы держать язык за зубами! Хотя все равно ничего бы не вышло, ведь для надежных отношений одного влечения мало. А о любви он ничего не говорил.
* * *
Потянулись пустые, безрадостные дни. Раньше Ианта считала, что сполна познала горечь утрат. Она долго оплакивала весельчака Грега, и боль одиночества так неохотно отступала. Но горе от нынешней потери оказалось еще тяжелее. Может, потому, что с Грегом она по крайней мере познала радость любви? Более всего ее мучила беспрерывная борьба с собой: Ианта боялась признаться себе в том, что полюбила Алекса, и убеждала себя в необходимости отвергнуть и подавить возникшее чувство из-за невозможности реализовать его.
Первое время Ианте казалось, что она сходит с ума. Ночами ей снился Алекс, и она просыпалась вся в слезах, испытывая невыносимые душевные муки, порой переходившие в настоящую физическую боль. В такие минуты Ианта торопилась немедленно чем-нибудь отвлечься, уверяя себя, что пройдут недели, месяцы – и боль утихнет. Ведь на самом деле ничего серьезного между ней и Консидайном не произошло – всего лишь несколько поцелуев и мимолетные страстные объятия в день его отъезда. Разве этого достаточно для настоящей любви?
В конце концов Ианта взяла себя в руки и начала действовать. Прежде всего надо было осуществить то, о чем просил ее Алекс: «Ты должна плавать – ради меня».
Изо дня в день она приходила на озеро и окуналась в воду, заплывая с каждым разом все дальше и пробуя нырять. Боязнь очутиться в зубах акулы уже не беспокоила ее, а значит, был сделан первый шаг, чтобы вернуться к прежней, относительно полноценной жизни.
