по своей знатности этот человек не ниже, а даже выше нашего сэра Генри. В его жилах определенно течет королевская кровь.
— Правда, милый?!
— Это самый настоящий аристократ, Элиза. К тому же, получивший подобающее воспитание. Судя по всем ухваткам, он окончил Кэмбриджский университет; судя по гетрам, он также проходил обучение и в Итонском колледже — наиболее подходящих заведениях для формирования ума и характера отпрыска знатной семьи. И тем не менее, он надевает дурацкую шляпу, причем, тирольскую, и, имитируя американский акцент, приезжает сюда…
— Может быть, деньги, Джон?
— Элиза, мы вместе разбирали его гардероб, и если это гардероб человека, который ощущает недостаток денег или готов ради них рискнуть своей репутацией, то я отказываюсь понимать, какой цели он служит. Дело не только в том, что его составляют вещи преимущественно дорогие, но все эти вещи еще и добротные, и в совокупности они образуют как бы некое гармоническое единство, вроде как симфонию. Видно, что их подбирал человек основательный, респектабельный и законопослушный, существование которого протекает в привычном русле, и который не привык сообразовываться с переменчивыми обстоятельствами, неизбежно сопутствующими жизни любого авантюриста. И все детали его одежды куплены в Лондоне, но не в этом сезоне, что свидетельствует о том, что их обладатель не мог только что сойти с парохода, приплывшего из Америки.
— Да, пупсичек, ты совершенно прав.
«Боже, храни младенцев от такого пупсичка!» — подумал я и гадливо содрогнулся, как от внезапного ощущения жабы в кармане.
— Тем более что, в отличие от собственных чемоданов, этот так называемый сэр Генри вовсе не производит впечатления основательного человека. Эта его альпийская шляпа…
— Может быть, молодой джентльмен этот чемодан у кого-нибудь позаимствовал? Хотя нет, все вещи идеально ему подходят. Котик, помнишь, я говорила, что все его изящные галстуки идеально сочетаются с необычайным оттенком его глаз, а пиджаки — с его прекрасным цветом кожи? К тому же, фраки сшиты по его стройной фигуре. И одна только эта его шляпа кажется каким-то чужеродным элементом, потому что она не сочетается ни с одеждой, ни с ситуацией, ни с его в целом очень милым обликом?
— Так и есть, дорогая, — хмуро заметил Бэрримор.
«Дорогая! — подумал я. — Скажите пожалуйста! Да когда ж они поженились, вчера вечером?»
— Я еще сказала, что если бы к этому представилась хоть малейшая возможность, я бы с этой шляпой что-нибудь сделала.
— Надо всегда верить в лучшее, милая.
«Женщины все-таки более отзывчивы, чем мужчины», — подумал я, вспоминая, с каким равнодушием отнесся к моему «альпийцу» ее брат, а ведь я-то купил эту шляпу, можно сказать, специально для него, по крайней мере, думал в процессе покупки именно о нем.
— Но тогда почему…
В этот момент сквозь узорную калитку проглянуло прекрасное, но сердитое женское личико — испанского типа, только без усов. Его обладательница грозно поманила меня пальцем, гордо вскинула подбородок и темпераментно повела ноздрями. Глаза ее сверкали в лучах солнца, как эбонитовая статуэтка моего дядюшки после того, как ее пожевал скотчтерьер моей тетушки. Хоть и не время мне было отвлекаться на красоток, да еще и безусых, но пришлось подойти.
— Уезжайте отсюда! — сказала она. — Немедленно уезжайте в Лондон!
В ответ я раззявил рот и уставился на нее, ни дать ни взять золотая рыбка, которой доктор сообщил, что у нее синдром Дауна. Испанка еще свирепей сверкнула глазами и нетерпеливо топнула ногой. При этом зубы ее щелкнули, как кастаньеты.
— Зачем же мне уезжать? — спросил я.
— Не требуйте объяснений. — Она говорила тихо, быстро и чуть-чуть картавила. — Ради бога, послушайтесь моего совета! Уезжайте, и чтобы ноги вашей больше не было на этих болотах!
— Но ведь я только что приехал!
— Боже мой, — воскликнула она, не повышая голоса, — почему вы все время спорите! Говорю вам ради вашего же блага, уезжайте! Сейчас же! Вам нельзя здесь оставаться! Тсс! Это машина моего брата… — Она сразу же приняла элегантную позу и демонстративно закурлыкала. — Еще недели две, и расцветут орхидеи, и наконец-то наши болота… ах, они проявят свою истинную суть.
Действительно неподалеку остановилась машина, и вскоре за спиной у испанки возник невысокий блондин с несколько постным лицом. Одного взгляда на эту парочку было достаточно, чтобы понять, что они были зачаты отнюдь не во время цветения орхидей. Брат был похож на деловитую моль, которая только что съела ваш галстук, ничего личного, а сестра — на шикарную вороную гусеницу, без усов, ждущую, что вы ей сами сейчас поднесете тарелку салата.
— А, это ты, Бэрил, — сказал он ей истинно по-братски, то есть вполне равнодушно. На меня он посмотрел с гораздо большим интересом.
— Как ты разгорячился, Джек!
— Я с утра слишком тепло оделся. А все твоя фланелевая фуфайка, это ты на меня ее напялила. Подумала бы, что я не такой мерзляк, как некоторые!
При этом его выпуклые голубые глазенки тревожно перемещались с меня на нее.
— Вы, кажется, успели познакомиться? — без видимого перехода спросил он.
— Да, я говорила сэру Генри, что рано любоваться красотами наших болот, орхидеи еще не зацвели.
— Что? Как ты думаешь, кто перед тобой?
— Сэр Генри Баскервиль.
— И вы абсолютно правы! — поспешно вмешался я в разговор.
— Странно, — сказал Степлтон таким тоном, как будто он что-то подозревает, — вы совсем не похожи на своего дядюшку.
— Зато вы, Джек, очень похожи на свою сестру, — остроумно парировал я. — Я уж думаю, не применил ли ваш отец копирку.
— Что ж, вопросы крови — самые сложные вопросы в мире…
— И решаются они большой кровью, — опять сострил я и сам же громко расхохотался. Почтенному семейству эту шутка явно очень не понравилась, но они ее, тем не менее, проглотили. Испанка отвернулась, а Джек, которого я про себя прозвал «Потрошителем», сделал особенно постную мину.
— Итак, познакомимся. Я Степлтон. — сказал он, протягивая мне руку сквозь решетку, как вскормленному в неволе молодому орлу. — А это, как вы уже знаете, моя сестра Бэрил. И теперь, когда мы познакомились, — он одарил меня прекрасным демонстрационным экземпляром фальшивой улыбки, — вы просто обязаны сейчас поехать с нами на праздник сепулек в Кумб-Тресси.
— А что такое сепульки? — спросил я.
— У вас дети есть? — сурово поинтересовалась мисс Степлтон, теребя батистовый платочек и выразительно поводя ноздрями.
— Нет.
— Так откуда вам это знать?
Признаюсь, такая отповедь возбудила во мне любопытство. Но сначала мне нужно было уладить свои дела. Потому что мне не хотелось бы, вернувшись в замок, застать свои чемоданы перед калиткой, а возле них — двух полисменов с наручниками и ордером
