Разве что в закуске.
Некоторые и вовсе расплачивались за услуги водкой, некачественной и дешевой, но мне было все равно. Мне всегда было что выпить, и ежедневно я делал это, пытаясь заглушить свои страдания. И лишь два раза в год я пил по счастливым датам – в дни рождения моей любимой женщины и Наденьки.
А сейчас я снова заливаю горе. Я смотрю на портрет моей жены, и ее черты расплываются, а я не понимаю, в реальности это, или то мне чудится. В этот момент почему-то мне наиболее остро хочется оказаться там, где она находится сейчас – где бы это ни было. Я роняю бутылку. Мне нечем дышать, а еще очень тяжело и горячо в груди. Я пытаюсь подняться с кровати, но из-за неловкого движения скатываюсь на пол. Жарко, как же жарко. Я пытаюсь снять с себя стесняющую дыхание одежду, я почти ничего не вижу, скидываю ее наугад. Но облегчение не приходит.
Зато сердце бешено колотится, как будто сейчас пробьет в груди дыру и выскочит наружу. Меня начинает рвать, тело содрогается. Какое-то время эти конвульсии продолжаются, но потихоньку сходят на нет. Силы меня покидают, я не могу двинуть ни одной частью тела. Краешком сознания я понимаю, что то была агония, и это последняя более-менее ясная мысль. В глазах темнеет окончательно, и меня куда-то уносит.
Александра
Он действительно уехал, и это был лучший день моей жизни. Я сразу как-то расправилась и расцвела, и наша с мужем жизнь стала ярче и насыщенней – мы стали ходить в гости, в театры, просто на вечерние прогулки. Из нашей квартиры пропал мой извечный раздражитель, причина моих страхов и тревоги. Все было хорошо.
Теперь я возвращалась домой с радостью, и если вечер у нас с мужем не был занят каким-то культурным мероприятием, я с удовольствием уединялась в спальне с какой-нибудь очередной книжкой. Или же мы садились с чаем перед телевизором и вместе таким образом коротали вечер.
Муж общался с сыном, а я нет. В письмах, которыми они обменивались, я иногда могла черкнуть строчку-другую, но лишь потому, что не хотела оправдываться перед супругом. Сыну же все было понятно, ответы он писал, обращаясь к нам обоим, но я знала, что это тоже притворство.
Ни разу за время учебы он не приехал домой, даже во время каникул. Пару раз мой муж ездил в Москву в командировки и встречался там с сыном, а потом рассказывал мне новости. У меня же начались некоторые проблемы со здоровьем, не фатальные, но дорога была мне в тягость, и это стало отличной причиной, почему я не могла сопровождать супруга.
Андрей устроился в столице и даже каким-то образом получил квартиру. Я не хотела в это вникать – лишь радовалась, что он теперь точно не вернется, раз у него все так удачно сложилось. Наверное, это было малодушно, но мне хотелось вытеснить весь негатив из своей жизни, а значит, из нее надо было вытеснить и всяческое общение с сыном.
Прошло еще какое-то время, мой муж покинул меня – его смерть была неожиданной, ведь нельзя сказать, что он был стар, совсем нет. Но более серьезным испытанием был отнюдь не уход супруга, а понимание, что мне снова предстоит встретиться с Андреем.
Мне пришлось сообщить о смерти мужа сыну, и единственный раз после школы он приехал в родной город на похороны отца. Я со страхом ждала, что он остановится в нашей квартире, однако он приехал без единой вещи и после погребения сразу пошел к выходу с кладбища. Я догнала его, крикнув в спину:
– Ты дома переночуешь?
– Нет, я уезжаю обратным поездом ровно через час, – даже не оборачиваясь ответил сын.
– Что же, даже на поминки не придешь? – спросила я.
– Нет. Я почтил память отца, это все видели, и теперь я могу возвращаться к своим делам. Прощай, – сухо бросил сын.
– Что ж. Прощай, – ответила я. Больше он никогда не появлялся в моей жизни и не беспокоил меня. На кладбище мы виделись в последний раз.
Часть 3. Вынырнут не все
Глава 1. Предчувствия
Надежда
Несмотря на свои подозрения и страхи, я продолжала ходить к тому же специалисту. Хотя лекарства мне не помогали, беседы с ним тоже не особо давали результат. Напротив, я чувствовала себя все более угнетенной. После этих посещений я не только не избавилась от неприятных флешбэков из детства и юности, но и начала страдать от давящего и беспощадного чувства вины. Оно ворочалось внутри меня, как будто разъедая внутренности, не давая ни отдохнуть, ни поработать, ни даже поспать. Все мои мысли были лишь о том, что я во всем виновата, что это я плохая, что я дрянь. Стыд и вина.
Перед отчимом, который как-никак, но все же меня вырастил, и что мог – то мне дал. Кроме того, я стала ощущать вину и перед мужем. Я никогда и не пыталась рассказать ему о своих проблемах, не разрешала лезть в душу, и вот в итоге мы стали почти чужими людьми. Так я еще и измучила его бесконечными придирками и правилами, которые установила из-за своих крупных тараканов в голове. А он и не подозревал о моих переживаниях и о том, что бесконечными идиотскими табу и ритуалами я пыталась отвлечь себя от прошлого. Но так как соблюдать их я заставляла и его, он злился и думал, что я просто взбалмошная истеричка.
Не сиди на диване в уличных джинсах. Не заступай уличными ботинками за пределами коврика. Ставь чашки на полку строго дном вверх и ручками направо. Мой руки после того, как выбросишь что-то в мусорное ведро. Вытирай капли с ванной. Стулья ставь по отношению к обеденному столу ровно перпендикулярно. И прочее, прочее. Все должно быть правильно и чисто, моя жизнь должна быть идеально правильной и чистой, мой мужчина тоже.
После грязи и хаоса, в которых я жила в детстве, я старалась строить свою жизнь абсолютно противоположным образом. Любое отступление и нарушение мною же возведенных правил будило смутную тревогу, а теперь, в настоящее время, неизменно будоражило в недрах моего мозга воспоминания о самых травматичных событиях. То, чего я избегала, никуда не ушло. Оно копилось во мне, копилось, булькало и бурлило. И подошло к самому краю. И теперь любая малейшая ассоциация с детством и отчимом приводила к переполнению котелка и сносу крыши. А триггером за последние месяцы
