вступлением в нефтяные операции в Техасе или, в худшем случае, искали возможностей списывать налоги.
Одним таким контактом, возможно лучшим из тех, какие я установил в те дни как участник фирмы "Буш — Оверби", был контакт с Юджином Мейером, владельцем газеты "Вашингтон пост" и отцом Катарины Грэхэм, нынешней владелицы газеты. Фред Чеймберс и я искали фонды для "безошибочного производства" в Западном Техасе. Вопрос был не в том, будет ли источник давать нефть, а в том, сколько он будет давать. Я знал Мейера раньше: "Братья Браун, Гарриман и Ко" имели множество его счетов. Я позвонил ему. Он ответил, что время от времени действительно вкладывает деньги в нефтяные предприятия, но лишь после того, как со сделкой ознакомится специалист.
Специалист не был в диком восторге. Однако он и не облил нас холодной водой. Просто он уже видел множество таких вот светлоглазых молодых предпринимателей, как мы, и все они хотели от Юджина Мейера капиталов для финансирования "вернейших" сделок.
Как бы то ни было, Мейер согласился нас принять. Мы были приглашены на завтрак к нему в дом. За беконом с яйцами и кофе мы подробно рассказали о своем предложении. Он терпеливо слушал, сделал несколько замечаний, а затем сказал, что едет на деловую встречу, но готов подвезти нас к вокзалу Юнион стейшн, чтобы мы успели на поезд. Фред Чеймберс до сих пор вспоминает эту поездку с шофером и подбитый мехом полог, которым наш хозяин укрыл нам ноги в свежий вашингтонский день.
Я очень хорошо запомнил то чувство разочарования, которое разрасталось во мне по мере приближения к вокзалу. Наш хозяин, казалось, не интересовался деталями нашего предложения. Я боялся нажимать на него, даже когда мы выехали на улицу, ведущую к месту нашей высадки. В возрасте двадцати семи лет вы не обратитесь к Юджину Мейеру и не скажете: "Ну, так как же — да или нет?" Так что я просто ограничил свои размышления фактом, что мы хорошо позавтракали и могли рассказать своим соседям по дому о том, как выглядит изнутри лимузин Юджина Мейера.
Лимузин подошел к повороту. Мы были готовы распрощаться, когда наш хозяин наконец заговорил. "Ну что ж, — спокойно произнес он, — запишите меня на 50 тысяч долларов". Так просто и сказал. Я был готов к вежливому отказу — "Спасибо, я дам вам знать", но он принял решение на месте, ставя, как я думаю, не столько на сам проект, сколько на нас.
Затем, прежде чем его автомобиль тронулся, Мейер опустил стекло окошка. "Вы говорите, — сказал он, — что это хорошее налоговое предложение?" Мы горячо закивали. "Отлично, — сказал он, — тогда запишите моего зятя на…"
Наша "вернейшая" операция не получилась такой, как мы надеялись, хотя с точки зрения налогообложения вкладчики все же выиграли. Но Юджин Мейер никогда не оглядывался. У нас были и другие сделки по нефти в последующие годы, большая их часть была доходной, все они — приятными.
Выдержка из письма Джона Оверби, 1986 год:
"Фирма "Буш-Оверби" развивалась и заключила несколько хороших сделок, а также несколько плохих, но ей удалось выстоять на протяжении целых трех лет. Бум в графстве Скерри начал спадать в 1951–1952 годах, но его сменил бум в Спраберри. Мы были активными в буме в Спраберри, и я в особенности запомнил одну сделку, которую ты там заключил.
Ты позвонил одному отсутствующему собственнику, жившему в Восточном Техасе, и после долгой торговли вы договорились о покупке части его аренды в графстве Риган за разработку недр по 150 долларов за акр. Когда вы оба согласились, ты предложил обменяться телеграммами, чтобы подтвердить сделку письменно. Продающий из Восточного Техаса отказался, сказав, что сделка есть сделка и "мое слово — это моя закладная".
Ты, воспитанный в духе мифа мелких нефтяных предпринимателей, что ударить по рукам и значит заключить контракт, который тебе нужен, отказался от обмена телеграммами и послал ему акт и черновик почтой. Прошло десять дней, а от этого парня не было вестей, и тебе пришлось позвонить ему снова. Он ответил, что получил твой акт и черновик, но продал эту собственность Нэшу Дудлю по 151 доллару 50 центов за акр. Очевидно, его "закладная" стоила 1 доллар 50 центов за акр.
Согласно недавним известиям, наш друг Хью Лидтке все еще заключает нефтяные сделки на основе рукопожатия, но, кажется, заключает их чуть выгоднее".
Билл и Хью Лидтке все еще имели лицензии на юридическую практику, но их своды законов, за исключением книг об аренде и о праве на добычу минеральных ресурсов, покрывались пылью. Лидтке уже давно покинули здание суда нефтяных приисков в качестве независимых дельцов по нефтедобыче с конторами, двери которых соседствовали с дверями "Буш-Оверби". Но вот в 1953 году Билл и Хью предложили нам объединить силы. Они обещали раздобыть сумму в 500 тысяч долларов, и пусть 500 тысяч долларов достанут Буш и Оверби. Тогда обе компании объединятся. Мы будем покупать производящие нефть участки на основе оплаты нефтью при общем капитале в 1 миллион долларов.
Согласны. Ну, а как мы назовем нашу новую компанию? Однажды поздним вечером Хью и я перебирали возможные названия. Мы хотели избрать что-нибудь броское, что привлекало бы внимание. Название компании, сказал Хью, должно выделяться для всех, кто когда-нибудь откроет телефонную книгу.
Человек с низким голосом и ярко выраженной оклахомской медлительной речью, Хью был весьма представителен даже в молодости, задолго до того, как он стал "мистером Пеннзойлом" — легендой в отечественной нефтяной промышленности США.
"Название должно начинаться с "Эй" или "Зед", — сказал он, — чтобы оно было первым или последним на страницах под рубрикой "Независимые нефтяные предприниматели"". Ничего такого, что стояло бы где-то в середине и было бы утеряно при перетасовке карт, — таков был лозунг Хью с самого начала.
В те дни в центре Мидленда шел фильм "Вива Запата!" с участием кинозвезды Марлона Брандо. Это была история Эмильяно Запаты, лидера мексиканских крестьян, поднявших в начале 1900-х годов восстание, целью которого была земельная реформа. Их лозунгом было — "Земля и свобода". Мы не могли позволить
