в Черное море.
На этой территории расположен горный район, Ризенгебирге, Гигантские горы, формирующие гряду, соединяющую Тюрингские леса Центральной Германии с Карпатами Рутении и Трансильвании. Они всегда были важны для того, кто ведет там боевые действия. Фридриха в основном интересовали западная часть этих гор, пограничная гряда между Саксонией и Богемией, а также Богемией, Моравией и Силезией; Одер с его притоком Нейссе и Эльба.
Фридрих отправился в первую кампанию с чувством нетерпения, естественного для молодого человека двадцати девяти лет от роду, впервые возглавлявшего армию своей страны. «Я вступаю в войну, — обратился он к офицерам Берлинского гарнизона, — в которой у меня нет иной опоры, кроме вашей храбрости, нет другого источника помощи, кроме моей удачи…» Расчет был сделан на стремительность, безрассудность и точность. Форсировав Одер и войдя в Силезию, он писал Подевильсу 16 декабря: «Я перешел Рубикон с развевающимися знаменами и барабанным боем». Тем не менее он надеялся, что Силезия будет оккупирована без потерь.
Находясь в походе, Фридрих продолжал вести дипломатическую переписку. Он написал фон Борке в Вену, что питает большие надежды на влияние, которое может оказать король Англии. На это были основания. Фридрих отправил два личных письма своему дяде, Георгу II, объясняя разумность своих действий и настаивая на необходимости удерживать Марию Терезию от мыслей о союзе с Францией. Британия была традиционной союзницей Австрии, но Фридрих предлагал возможность территориальных приобретений для Ганновера в Мекленбурге в случае успеха Пруссии. Он надеялся, что британское влияние поможет убедить Габсбургов принять его условия «sans dèlai ni perte»[55], дав попять, что, вступи Фридрих в сотрудничество с Францией, Британия почувствует себя неуютно. Вероятнее всего, они вновь окажутся в состоянии войны друг с другом[56]. Для короля Англии, недолюбливавшего племянника, Ганновер является point d’appui[57], которому могут легко угрожать прусские войска, если дипломатический ветер подует в другую сторону. Фридрих знал, что британские министры в отличие от короля будут с невозмутимостью смотреть на угрозу Ганноверу, независимо, исходит ли она от Франции или Пруссии, но для Британии Франция враг и ее друзья в лучшем случае подозрительны, а в худшем — враждебны. Позднее Фридрих станет союзником Франции и посоветует начать наступление на Ганновер[58], что вряд ли способствовало улучшению личных отношений с дядей. Тем временем, продолжал он писать фон Борке, на него оказывают давление «несколько держав» с целью заставить отступиться от выбранной линии. Фридрих предлагает оказать содействие Марии Терезии только в том случае, если получит Силезию, и было бы неплохо, чтобы Лондон надавил на Вену и заставил ее принять условия Пруссии. Фон Борке выполнил инструкции короля, но успеха не добился.
Фридрих не упускал из виду истинную цель военных операций — обеспечение наиболее благоприятной политической обстановки после их успешного завершения. В отношении кампании в ('илезии он был настроен оптимистично. Король гордился армией, когда она мирно двигалась через Силезию, расклеивая на дверях церквей составленную Фридрихом «Прокламацию к жителям Силезии», в которой содержалось обещание Фридриха защитить справедливость и свободу вероисповедания для всех. Лютеранское меньшинство, страдавшее при власти Габсбургов, будет иметь равные с католическим большинством права. Он писал Вильгельмине, что стоит на подступах к Бреслау, столице Силезии, которая в скором времени будет его, и, возможно, если австрийцы захотят войны à outrance, пруссаки будут вскорости и у ворот Вены. Фридрих встретил Рождество в Геррпдорфе, близ Глогау-на-Одере, и направил Подевильсу меморандум на двух страницах, где изложил основные причины, заставившие Пруссию оккупировать Силезию. Он писал 2 января 1741 года из-под стен Бреслау. До того момента боевые действия не велись.
Прусские войска двигались двумя параллельными колоннами на большом расстоянии друг от друга. Фридрих продвигался по долине Одера, западнее Шверин огибал страну по горам, опоясывающим Северо-Восточную Моравию и Богемию. Когда король встречал населенный пункт с австрийским гарнизоном, он блокировал его, как в Глогау, и продолжал движение. Его вдохновил прием, оказываемый пруссакам жителями Силезии, и 3 января он торжественно, в сопровождении лейб-гвардии, въехал в Бреслау, предварительно добившись у городских властей согласия не открывать ворот города перед армией Марии Терезии. Бреслау был вольным городом в пределах империи и пользовался определенными привилегиями. Ближайшей целью Фридриха стал Нейссе, укрепленный пункт в шестидесяти милях к юго-востоку от Бреслау, самая мощная крепость Силезии.
Оба крыла прусской армии наконец соединились у Нейссе. В крепости находился австрийский гарнизон, изготовившийся к обороне. Об использовании войск для методичной осады в условиях зимы не могло быть и речи. После безуспешной попытки устрашить гарнизон десятидневной жестокой бомбардировкой Фридрих решил оставить у Нейссе и других несдавшихся крепостей прикрытие и вернуться в Берлин, куда он прибыл 26 января. Его потери составили двадцать человек. Всю операцию король закончил в несколько недель. «Мой добрый, мягкий, миролюбивый, гуманный мсье Жордан, — писал он любимому наставнику 14 января, — я объявляю вашей светлости, что Силезия завоевана!» Фридрих занял, как и планировал, большую часть Силезии, пройдя через провинцию с войсками из конца в конец. Однако он не думал, что все на этом закончится, и ожидал, что следующий ход весной сделает противник. Фридрих все еще вел бесплодную переписку с посланниками в Вене, заявляя, что готов всячески поддерживать Марию Терезию, если будут признаны справедливые требования Гогенцоллернов.
Хотя Фридрих лично решал вопросы международной политики, направлял детальные инструкции послам, депеши — монархам и государственным деятелям, например кардиналу Флери, иностранным послам при своем дворе, в частности Валори, он не забывал держать в курсе дел Подевильса и правительство в Берлине, особенно когда сам отсутствовал или был в походе. Он обменивался с ними планами, чтобы в запутанной паутине дипломатии восемнадцатого столетия они не сделали необдуманных шагов. Учитывая сложность доставки посланий, особенно зимой, на это требовалось время, но — сокращало до минимума разногласия. Его стиль был обычно кратким и в зависимости от содержания официальным — «Мсье де Подевильс» — или легким и фамильярным — «Мой дорогой Шарлатан!» Письма Фридриха всегда носили отпечаток его личности. В них присутствовала подкупающая прямота, даже когда бесстыдно обсуждались способы обмана. Это была королевская игра, и Фридрих не имел ни малейшего желания ее проигрывать. Но он к тому же хотел сделать ее приятной.
Временами король бывал в прямом смысле проказником. В конце письма, датированного 30 января, полного самых теплых слов в адрес Георга II Английского, в котором в основном говорилось о том, как ужасно относились к бедным протестантам в Силезии, пока он их не освободил, он добавил постскриптум: «J’ai oublié! Quej’ai conclu ипе alliance défensive avec
