Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— Страдания, — ответила Аляска. — Когда ты делаешь что-то плохое и когда что-то плохое происходит с тобой. Вот в чем проблема. Боливар говорил о боли, а не о жизни или умирании. Как выбраться из лабиринта страдания?
— В чем проблема? — спросил я. И почувствовал, что ее руки на моей ноге не стало.
— Нет проблемы. Но всегда есть страдание, Толстячок. Домашка, или малярия, или то, что твой парень живет очень далеко, а рядом лежит хорошенький мальчишка. Страдания испытывают все. И этот вопрос беспокоит и буддистов, и христиан, и мусульман.
— Да, может, доктор Хайд не такую уж и фигню несет.
Мы оба лежали на боку, она улыбнулась, мы почти касались друг друга носами, я смотрел на нее, не моргая, она раскраснелась от вина, и я снова открыл рот, но на этот раз не для того, чтобы говорить, а она протянула руку, приложила палец к моим губам и сказала:
— Тсс… Тсс… Не порти.
за пятьдесят один день
СТУКА Я НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО не слышал, если он вообще был.
Я услышал лишь:
— ПОДЪЕМ! Ты знаешь, сколько времени?!
Посмотрев на часы, я проговорил заплетающимся языком:
— Семь тридцать шесть.
— Нет, Толстячок! Время отрываться! У нас есть всего семь дней, пока остальные не вернулись. Боже, у меня просто слов нет, как я рада, что ты остался. Год назад я все время потратила на изготовление громадной свечи из кучи мелких. Бог мой, как это было скучно. Я посчитала плитку на потолке. Шестьдесят семь по вертикали, восемьдесят четыре по горизонтали. Страдания! Да это была настоящая пытка.
— Я очень устал. Я… — начал я, но Аляска меня перебила:
— Бедный Толстячок. О бедный Толстячок. Хочешь, я залезу к тебе в кроватку и поваляемся вместе?
— Ну, если ты сама предлагаешь…
— НЕТ! ПОДНИМАЙСЯ! НЕМЕДЛЕННО!
Она отвела меня за крыло выходников, где располагались комнаты с пятидесятой до пятьдесят девятой, затем остановилась напротив одного окна, прижала к нему ладони и принялась толкать, пока оно не открылось наполовину, а потом забралась в комнату. Я последовал за ней.
— Толстячок, что ты видишь?
Я видел комнату общаги — такие же стены из шлакоблока, такие же габариты, даже планировка такая же, как и у нас. Диван у них оказался получше, и журнальный столик был настоящий, а не «ЖУРНАЛЬНЫЙ СТОЛИК». На стенах висели два постера. На одном изображалась огромная кипа стодолларовых банкнот с подписью: «Первый миллион — самый трудный». А на стене напротив висел красный «феррари».
— Гм… Комнату общаги.
— Толстячок, ты плохо смотришь. Войдя к вам, например, я вижу парочку любителей поиграть в приставку. Войдя к себе, вижу девчонку, которая обожает книжки. — Аляска подошла к дивану и взяла пластиковую бутылку из-под газировки. Она наполовину была заполнена мерзкой коричневатой жидкостью. Жевательный табак. — Они жуют. И очевидно, на гигиену плевать хотели. Они же, наверное, не расстроятся, если мы нассым им на зубные щетки? Им наверняка все равно будет. Скажи: что они любят?
— Они любят деньги, — ответил я, указывая на постер.
Аляска возмущенно вскинула руки:
— Толстячок, все они любят деньги. Ладно, иди в ванную. Скажи, что там увидишь.
Эта игра меня слегка напрягала, но я все же пошел в ванную, а она села на диван, который только к этому и располагал. В душе я обнаружил с десяток банок шампуня и кондиционер. В шкафчике оказалась бутылочка какого-то «Ривайнда», я открыл — голубоватый гель пах цветами и спиртом, как в дорогой парикмахерской. (Под раковиной я нашел огромный тюбик вазелина, который мог использоваться только с одной-единственной целью, но об этом я думать не хотел.) Я вернулся в комнату и с возбуждением констатировал:
— Они любят свои прически.
— Именно! — воскликнула Аляска. — Посмотри на верхнюю полку! — На деревянном изголовье опасно балансировал гель для волос «Ста-Вет». — У Кевина эти лохмы на голове не потому, что он не причесывается по утрам. Он специально так укладывается. Он просто обожает свои прически. Оставили они свои пузырьки тут, потому что у них дома есть еще. У всех! И знаешь, почему они так делают?
— Ради компенсации, потому что у них члены слишком крошечные?
— Ха-ха-ха. Нет. По этой причине они просто уроды и шовинисты. А за волосами они так ухаживают потому, что ума не хватает полюбить что-нибудь более достойное. Так что мы ударим по их самому больному месту — по голове.
— Оооокеееей, — сказал я, не совсем понимая, как именно мы сможем сделать что-то с их головами.
Аляска поднялась и направилась к окну, перегнулась через подоконник.
— На задницу не смотри, — велела она, так что я стал смотреть — она так круто расширялась от тонкой талии.
Аляска без труда сделала кувырок и вывалилась из полураскрытого окна. Я же полез ногами вперед и, только поставив их на землю, перенес через подоконник и корпус.
— Да уж, — прокомментировала она, — выглядело это несколько неуклюже. Пойдем в Нору-курильню.
По пути к мосту она ковыряла ногами красноватую землю, подкидывая ее в воздух, так что казалось, что Аляска даже не столько идет, сколько едет на лыжах по бездорожью. Когда мы шагали по полутропинке от моста к Норе, Аляска вдруг повернулась.
— Интересно, пойдет ли им синий цвет? — спросила она, придерживая передо мной ветку.
за сорок девять дней
ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ, в понедельник, то есть в первый настоящий день каникул, утро я провел за своей работой по религиоведению, а после обеда пошел к Аляске. Она читала, лежа в постели.
— Оден,[8]— сразу начала она, — что он сказал перед смертью?
— Не знаю. Не слышал про такого.
— Не слышал? Бедный безграмотный мальчик. Вот, прочти эту строку.
Я подошел и посмотрел на ее указательный палец.
— «И ты возлюбишь своего ущербного ближнего ущербным сердцем своим», — зачитал я вслух. — Да, довольно хорошо.
— Довольно хорошо? Конечно, жарито тоже довольно хорошие. Трахаться — довольно занятно. Солнце довольно горячее. Боже, в этих словах столько сказано о любви и сломленности — они безупречны.
— М-м-м… — Я энергично закивал.
— Ты безнадежен. Хочешь, пойдем порнушку поищем?
— Чего?
— Мы не можем возлюбить своих ближних, пока не узнаем, насколько они ущербны. Ты разве не любишь порнуху? — с улыбкой поинтересовалась она.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
