Из-за бонжового Луя!
Услыхав такое и сообразив, что именно скрывается за эвфемизмом «луй», Варвара ойкнула, зажала рот и выбежала из кухни длинными балетными прыжками. Ей вслед нёсся хохот противного Толика, страшно довольного произведённым эффектом.
Дед, кстати, к музыкальным экзерциям гостя относился нейтрально. Да и на матерные его высказывания перестал обращать внимание. Матерок Анатолия был так органично встроен в речь, что не производил впечатления отпетой похабели (каковой являлся по форме).
В результате его смысловая нагрузка выходила столь бытовой, а оттого невинной, что представляла полный эмоциональный ноль. Не станете же вы упрекать профессионального программиста, что он пересыпает речь непонятными терминами?
А перед Новым годом случился казус, едва не ставший ЧП локального масштаба.
Да что там ЧП… недалеко оказалось до катастрофы. Да не песенной, а вполне материальной.
Общество обедало.
На дворе таял снег и день тридцатого декабря (обедал Дед поздно, часам к четырём пополудни). Кухонька полнилась запахом тушёной картошки с луком, генератор на «теплушке» исправно давал ток, лампа исправно горела. Всё шло своим выверенным чередом, когда Варя подняла глаза от миски и сказала:
– Деда, ты как хочешь, а Новый год без ёлки – это не дело.
– Что ты предлагаешь? – спросил он, прожевав.
– Я пойду и принесу ёлку! Я уже всё придумала, вот смотри: ёлку можно срубить небольшую, украшений нарежем из бумаги…
– Ёлка в лесу не устраивает? – уточнил Дед, тщательно собирая подливу на хлеб.
– Ёлка – это праздник! Ёлка должна быть дома! Без ёлки… как без салата «Столичного»! Дед, ты же не станешь праздновать без «Столичного»? Ну вот!
– Ха! Лучше бы не «Столичного», а «Столичной»! – встрял Толя, разумея, естественно, победоградскую казённую водочку.
– Я бы вообще праздновать не стал, если бы не одна настырная заноза, – нахмурился Дед, впрочем, сразу дав задний ход. – Хотя от «Столичного» не откажусь. И от «Столичной» тоже.
После чего глянул на парня, словно прикидывая, сойдёт ли тот за компанию. Варя-то не пила вовсе, так что «сообразить на троих» не выйдет в любом случае. Так, может, хоть на двоих?
– Тогда договорились! Тебе салат и эта ваша горькая гадость, а мне ёлка! Сейчас пойду и срублю, Анатолий мне поможет. – Малого она звала исключительно Анатолием.
– Помнишь, где ходить нельзя?
– Деда, сколько можно! – заканючила Варвара. – С тринадцати лет помню! Как первый раз к тебе приехала! Ты же мне всю голову проклевал!
– Повторенье – мать ученья, – отрезал Дед посредством избитой, но от того не менее уважаемой максимой. – Докладывай.
Варя доложила без запинки, после чего палец Старого уткнулся в область груди гостя.
– Ты. От Варвары не отходить. Возьмёшь карабин. С карабином справишься?
Толя заверил, что справится, и маленькая экспедиция выдвинулась на промысел. Хозяин выделил мосина, того самого, с которым Малой ходил «на дело». И когда только успел прихватить? Ведь успел.
Пока молодые люди одевались в прихожей, из Дедова кабинета послышался металлический лязг. Старый выполнял обязательный ежедневный ритуал. Можно было не сомневаться: сейчас на столе развернут ветошь, на которую ляжет разъятый на составляющие очередной механизм смерти.
– А чего Старый говорил про «там не ходи»? Это он про что, в натуре? – спросил Толя, когда за ними громыхнула броня двери, а в лицо пахнуло мокрым снегом и оттепелью.
– Про полосу безопасности. У него тут кругом мины, капканы и всё такое, – пояснила Варя, зябко ёжась.
С тепла сырой мороз пробирал даже сквозь полушубок.
– Готов? Тогда пошли. Про мины не думай, я точно помню, куда не ходить, а куда можно.
– У него там что, противопехотные? – удивился Анатолий. – Они ж нажимного действия, их же зверьё перетопчет!
– И МОН-50, и ОЗМ-72, и ПМН, и фугасов с дистанционным подрывом понаставил, – сказала Варвара и заскрипела снегом по направлению близкого ельника.
– Ого, а ты ничего, сечёшь! – Толя догнал её и уважительно выставил над кулаком большой палец. – Дед учит?
– Дождёшься от него! Это на военной кафедре. Минно-взрывное дело – любимый предмет!
– Обратно ого! Интересная ты барышня, Варя! И танцевать, и готовить, и в минах того! Прям вообще! Чисто конкретно говорю!
– Кому Варя, а кому и Варвара, – поправила девушка. – И не надо дешёвых комплиментов, я сама знаю, что молодец.
– Не знаю, что такое комплимент, зато знаю: ещё ты красивая и скромная, – Толя улыбнулся, отчего его непримечательное лицо будто заискрилось.
– Прекратите, Анатолий, – строго ответила она. – Я вовсе не красивая, а если и красивая, то не для вас.
– Ну вот, обратно за своё! Опять «вы»! Всё не как у людей, – расстроился Толя. – Красивая барышня, Варя, она для всех красивая. Как солнышко. Оно ж для всех светит. Вот точно как ты.
– Вот ещё, домашний философ выискался! Пф! – фыркнула Варвара. – Какое я вам солнышко!
– Ты не мне, ты всем солнышко, – сказал гость и перестал улыбаться.
Видно было, что говорит серьёзно, и подобная смена поведенческих модусов Варвару Ильичёву вовсе не обрадовала. Обыкновенно от него трёх слов без хохмы не добьёшься, что помогало сохранять дистанцию.
Наверное, девушка думала, как бы половчее отшить многословного Анатолия, а тот собирался выстрелить очередным неотразимым комплиментом, когда ноги и снегоступы донесли молодых людей до пригорка, что порос вожделенными ёлками. Именно здесь Варвара приглядела пушистую красавицу, которой был предназначен топор.
Таким образом, нужда немедленно ответить нечто этакое нахальному гостю отпала сама собой, и девушка прытко кинулась в заросли.
– Вот эта, вот эта! Смотрите, Анатолий! Наверное, подойдёт!
Толя оттянул пальцем ворот полушубка. Авторитетно оглядел деревце.
– То что надо. Как раз встанет в кухне и по высоте и по…
– Ой… – Варя замерла и во все глаза уставилась в собирающиеся вечерние сумерки.
Молодые деревья стояли не очень густо, образуя на пригорке что-то похожее на подкову с опушкой по центру. Подкова спускалась со склона, где её встречал матёрый смешанный лес. Из леса же на опушку размеренной поступью вышел его хозяин – медведь.
