— С удовольствием, Алисия. Хотите чаю или кофе?
— От чая с лимоном не откажусь.
— Одну минуточку. Сейчас все будет готово.
Когда Клэй скрылся в доме, Алисия с улыбкой заметила:
— По глазам вижу, вы с Клэем начали встречаться. Я так рада за тебя, дорогая!
— Я тоже, мама, очень счастлива.
— Ты его любишь? Вы уже спали вместе? Надеюсь, вы предохранялись?
Кэрри густо покраснела.
— Да… Это было что-то невероятное! Клэй вернул мне веру в любовь! А еще мы собираемся пожениться.
— Уверена, он будет замечательным мужем и зятем.
— Значит, ты одобряешь мой выбор?
— Целиком и полностью.
— Но что привело тебя сюда? Да еще в такой спешке. Какие-то важные новости?
— Когда ты не вернулась в отель вчера вечером, я всю ночь не сомкнула глаз, размышляя о прошлом, потом взяла напрокат машину — и вот я здесь… Дорогая, мы должны немедленно ехать в Мельбурн!
— В Мельбурн? Зачем?
Алисия помолчала, собираясь с духом, и ответила:
— К твоему отцу…
* * *
— По-моему, пора вмешаться: твоей матери нет слишком долго. — Клэй нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. — Зря она пошла туда совсем одна. Кто знает, на что способен брошенный муж, чтобы удержать жену рядом…
Он сам вызвался помочь Алисии забрать кое-какие личные сбережения и важные бумаги из ее бывшего дома, где, словно лев в клетке, метался злой на весь мир Брюс Макневин, и теперь не находил себе места от беспокойства и вынужденного бездействия.
— А вот и мама! — радостно воскликнула Кэрри. — Идет к нам.
— Завожу мотор…
— Кажется, все в порядке: у нее в руках кейс с документами.
— Не доверяю я твоему отчиму. Будь настороже.
— Алисия, немедленно вернись! — Брюс появился на пороге усадьбы, грозный и неумолимый, с хлыстом в руке. — Я не позволю тебе уехать!
— Моя дочь хочет увидеть отца, — не оборачиваясь, откликнулась жена. — И я помогу ей в этом. Отныне ты мне не указ!
— Подумай: во что ты ввязываешься?! У него двое взрослых сыновей. Что о вас подумают окружающие?
— Не волнуйся, мы с Кэрри недолго будем носить твою фамилию. Я уже начала оформлять развод. Не прикасайся ко мне, Брюс!
— Мистер Макневин, не советую вам поднимать руку на женщину! — вмешался в разговор Клэй, решительно вставая между супругами. — Опустите эту штуку, — он кивнул на кожаную плетку.
— Каннингем! Так я и знал, что без твоего участия здесь не обошлось… — прорычал Брюс, но пальцы разжал.
Кэрри не могла больше оставаться в стороне и вышла из машины. Брюс тут же накинулся на нее с обвинениями:
— Ты в одночасье разрушила мою жизнь! И это благодарность за то, что все эти годы я кормил, одевал тебя, оплачивал твое образование!
— Я вам искренне благодарна за то, что мы с мамой никогда ни в чем не знали нужды, но редкий отчим обращается с приемной дочерью так, как вы вели себя со мной, мистер Макневин! Едва ли найдется такой человек, которому приятно пренебрежительное отношение со стороны близких, как ему казалось, людей. Радуйтесь: я больше не вернусь в этот дом. Прощайте навсегда! — С этими словами Кэрри подошла к матери и обняла ее.
— Ладно, Алисия, поступай как хочешь, — совершенно бесстрастным голосом откликнулся Брюс. — Помяни мое слово, ничего хорошего из вашей затеи не выйдет.
— Честно говоря, я и не ждала, что ты пожелаешь нам удачи, — горько усмехнулась Алисия. — Жаль, но ты так до сих пор и не понял, что без Каролины, которую ты всегда считал досадной помехой и стремился как можно скорее сбыть с рук — безусловно, с выгодой для себя, наш брак не просуществовал бы и трех дней.
— Оставь его, мама. Он все равно не поймет, чем ты пожертвовала ради меня и ему в угоду.
— А ты, Каннингем, — Брюс Макневин с ненавистью посмотрел на Клэя, — наверное, уже облюбовал освободившееся рядом с Кэрри место? Скотту дан от ворот поворот, зато ты стал хорош во всех отношениях…
— Моя личная жизнь вас не касается. Всего хорошего! — невозмутимо ответил Клэй и сел в машину.
Кэрри и Алисия последовали его примеру. Прежде чем захлопнуть дверцу со своей стороны, Алисия с грустью посмотрела на бывшего мужа.
— В редкие минуты взаимопонимания мы были счастливы вместе, Брюс, но наш брак давно себя изжил. Из Мельбурна факсом вышлю тебе документы о разводе. Подпиши их. Следи за давлением. Береги себя.
— Зачем? — тихо возразил он. — Ведь любимая женщина навсегда уходит от меня.
— Прости, Брюс. Прощай!
У сенатора Лэйланда Ричардса сегодня было чрезвычайно беспокойное утро. Он только что вернулся в Мельбурн — свой родной город — со срочного заседания федерального правительства и взялся просматривать документацию, подготовленную ему на подпись секретарем. Но сосредоточиться на работе ему никак не удавалось.
Вчера, как обычно, после обсуждения повестки дня и путей решения насущных проблем премьер-министр, дружески похлопывая его по плечу, произнес дежурную фразу:
— Вы просто незаменимы для нашей работы, Ричардс!
Известность и успех — казалось бы, он достиг всего, к чему стремился всю свою сознательную жизнь, однако в последнее время червячок сомнения ни днем ни ночью не давая ему покоя. Лэйланд чувствовал, что прежние амбиции и энтузиазм полностью исчерпали себя. А ведь когда-то он был полон самых радужных мечтаний о будущей политической карьере!
Родившись в богатой, знатной семье, Лэйланд, как старший сын, пошел по стопам отца и, блестяще окончив один из самых уважаемых и престижных университетов мира, несколько лет проработал юристом в министерстве. Здесь на него обратил внимание Сесил Дарлингтон, в то время занимавший пост сенатора, и его политическая карьера стала быстро набирать обороты. Вскоре Лэйланд познакомился с единственной дочерью своего покровителя. Состоялась пышная свадьба. Их брак был взаимовыгодным союзом двух влиятельных семей и, разумеется, их капиталов, но благодаря безграничному терпению, доброте и покладистому нраву Аннет стала ему настоящим другом и любящей матерью их сыновьям. Она заботилась о муже и детях, ничего не требуя взамен. Лэйланд изо всех сил старался сделать ее счастливой, однако их добрым отношениям всегда не хватало страсти и… легкого сумасбродства, что ли? Около года назад Аннет Ричардс-Дарлингтон умерла от рака груди, а через две недели после похорон внезапно скончался от сердечного приступа ее отец, не сумевший смириться со страшной потерей. Два беспощадных удара судьбы заставили Лэйланда пересмотреть приоритеты, на многое открыли ему глаза. В пятьдесят три года, ощущая себя по крайней мере на десять лет старше, он утратил всякий интерес и к юриспруденции, и к политике, выполняя свои обязанности скорее по инерции, нежели из служебного рвения или чувства долга. Старший сын недавно женился, а младший поступил в университет и уехал за границу. Пришло время пожить для себя, и он вдруг с ужасом понял, что вдали от детей одинок как перст.
