Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
* * *
Ассистентка Филипа Зимбардо написала мне на почту: «К сожалению, он отклоняет все запросы на интервью до середины весны из-за плотного графика». Шел февраль. Я спросил, сможет ли она дать мне знать, если он будет задействован в каком-либо проекте по деиндивидуации. Она ответила отрицательно. «Я ежедневно получаю огромное множество подобных запросов и не могу заботиться еще и о том, чтобы не забывать оставаться на связи с отдельными личностями». Я сказал ей, что беседовал с Дейвом Эшельманом, и спросил, могу ли я хотя бы сверить полученную от него информацию с доктором Зимбардо. «Возможно, он сможет ответить на несколько коротких вопросов посредством электронной почты в середине мая», – написала она. Так что в мае я переслал ей цитаты Дейва Эшельмана. «Разве фраза “делаю что-то хорошее” не противоречит выводам доктора Зимбардо? – спросил я. – Дейва Эшельмана не заразила неблагоприятная среда. Он пытался быть полезным».
Она переслала мое сообщение доктору Зимбардо, приписав: «Ответьте в обратном письме мне! Иначе, я боюсь, он продолжит писать вам уже напрямую!!» (Меня случайно поставили в копию.) Зимбардо ответил мне позднее тем же вечером. «Пожалуйста, отложите на время свою наивность, – написал он. – Эшельман публично заявил, что решил побыть “самым жестоким, негуманным охранником, какого только можно себе представить” в заснятых на видео интервью, что заключенные были его “марионетками”, что он решил довести их до ручки, пока они не взбунтуются. Они этого не сделали, и он не сдался. Более того, его унизительные пытки лишь усугублялись с каждой ночью… Пытался быть полезным? Он создал неблагоприятную среду, которая сломала невинных студентов и заключенных!»
Был ли Зимбардо прав, а я – излишне наивен? Что, если годы спустя Дейв пытался таким образом обелить свою жестокость? Я продолжил копать и обнаружил, что был не первым человеком, которому эксперимент Зимбардо показался несколько наигранным. Профессор психологии Бостонского колледжа Питер Грей – автор широко распространенного пособия по психологии – опубликовал в «Сайколоджи тудей» эссе под названием «Почему тюремный эксперимент Зимбардо не попал в мой учебник»:
Двадцатиоднолетних мальчиков (ладно, молодых людей) [некоторым в действительности было двадцать четыре] просят поиграть в игру «заключенные-охранники». На дворе 1971 год. В новостях незадолго до этого появляются сюжеты о бунтах в тюрьмах и их жестоком подавлении надзирателями. Что тогда предлагается делать этим молодым людям согласно правилам игры? Просто сидеть и мило беседовать друг с другом о девчонках, фильмах и прочем? Конечно, нет. Это исследование, посвященное заключенным и охранникам, значит, их задача – действовать подобно заключенным и охранникам. Или, что более точно, действовать подобно их стереотипному видению того, как ведут себя заключенные и охранники. Разумеется, профессор Зимбардо, который прямо оттуда наблюдает за ними (будучи тюремным комендантом), был бы разочарован, если бы вместо этого они просто сидели, вели приятные беседы и распивали чай. Большое количество исследований продемонстрировало, что участники психологических экспериментов куда более мотивированы делать то, чего, как им кажется, от них хотят исследователи.
Питер Грей, «Почему тюремный эксперимент Зимбардо не попал в мой учебник», «Сайколоджи тудей», 19 октября 2013Грею казалось, что критической ошибкой Зимбардо стало то, что он отвел себе роль старшего коменданта вместо того, чтобы наблюдать за ходом эксперимента со стороны. И он не был каким-то там безразличным комендантом. До начала эксперимента он оставил охранникам напутствие, о чем позднее вспоминал в своей книге «Эффект Люцифера»[30]:
«Мы не можем применять к ним физическое насилие или пытки, – сказал я, – но можем создать атмосферу скуки. Можем создать ощущение фрустрации. Можем заставить их испытать страх – до некоторой степени. Можем создать ощущение, что их жизнью управляет случай, которым полностью управляем мы, система, вы, я, [надзиратель] Джаффе. У них не будет никакого личного пространства, они будут под постоянным наблюдением – мы будем видеть все, что они делают. У них не будет никакой свободы действий. Они не смогут сделать или сказать ничего из того, чего мы не разрешим. Разными методами мы будем лишать их индивидуальности. Они будут носить униформу, и никто ни при каких обстоятельствах не будет называть их по имени; у них будут номера, и их будут называть только по номерам. В целом все это должно создать у них ощущение беспомощности. Вся власть будет принадлежать нам; у них никакой власти не будет».
Филип Зимбардо, «Эффект Люцифера»Для Гюстава Лебона толпа была огромным, свободным от идеологических установок взрывом безумия – единая капля цвета ярости, без вариантов. Но это не относилось к Твиттеру. Твиттер вещал не одним голосом. В случае с Жюстин Сакко были женоненавистники: «Кто-то (ВИЧ+) должен изнасиловать эту суку, и тогда мы посмотрим, как цвет кожи спасет ее от СПИДа». (Никто, кстати, не развязал кампанию против этого человека. Все с огромным восторгом травили Жюстин, а наш механизм шейминга настолько просто устроен, что мы просто не справились бы с травлей еще одного человека, некорректно травящего Жюстин.) Были гуманисты: «Если неудачно сказанные @JustineSacco слова о СПИДе ранят вас, присоединяйтесь ко мне – поддержим работу @CARE в Африке вместе». Были корпорации, продвигающие таким образом свои продукты, вроде Интернет-провайдера для самолетов «ГоуГоу»: «Когда в следующий раз решите твитнуть какую-нибудь глупость перед взлетом, убедитесь, что ваш рейс обслуживается @Gogo! CC: @JustineSacco».
Все эти люди, как и сказал Стив Райхер, сплотились спонтанно, без влияния лидера. Я не был одним из них. Но я не остался в стороне в случае со множеством других людей, подобных Жюстин. Меня очаровывала эта новая технология – словно ребенка, ползущего к пистолету. Прямо как в случае с Дейвом Эшельманом, мной двигало желание сделать что-то хорошее. И это явно лучше, чем если бы мной двигало групповое безумие. Но это желание собрало слишком большую коллекцию скальпов – я разорвал на части ОГРОМНОЕ количество людей, которых теперь даже не мог вспомнить, – и заставило меня заподозрить, что все это исходит из какого-то причудливого темного источника, какого-то места, о котором мне очень не хочется задумываться. И именно поэтому задуматься было необходимо.
6
Делаю что-то хорошее
– Я никто, – сказал Хэнк. – Обычный парень, у которого есть семья и работа, среднестатистический американский парень.
«Хэнк» – не его настоящее имя. Этот аспект своей личности он сумел сохранить в секрете. Он разговаривал со мной через Гугл Хэнгаутс, сидя на кухне своего дома на окраине маленького городка на Западном побережье, название которого я пообещал не упоминать. Он создавал впечатление болезненного, нервного человека, которому за компьютером куда комфортнее работать в полном одиночестве, чем болтать с незнакомцем.
17 марта 2013 года Хэнк присутствовал на конференции разработчиков в городе Санта-Клара, и ему в голову пришла дурацкая шутка, которой он шепотом поделился со своим приятелем Алексом.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
