– Моя пациентка, – сказал я и бросил на него короткий взгляд.
Видимо, очередной глоток пива встал Клаусу поперёк горла, и он закашлялся.
– Пациентка? То есть как? Бывшая, ты хочешь сказать? Она поправилась, и ты решил приударить за ней?
– Нет, не бывшая. Нынешняя, – ответил я, понимая, насколько странно это звучит.
– От чего же ты её лечишь? – поинтересовался Клаус после недолгого молчания.
– С диагнозом всё сложно, – вздохнул я. – Коллега считает, что у неё шизофрения, а я больше склоняюсь к диссоциативному расстройству.
– Вот как… – проронил он, удивлённо глядя на меня. – И что в ней такого, чтобы влюбиться в… в…
– В сумасшедшую? – подсказал я. – Понимаю, звучит нелепо, но поверь мне, она не похожа на типичных психических больных. Её диагнозы – это всё не то, понимаешь, всего лишь скудная попытка как-то классифицировать проявления, в которых мы никак не можем разобраться…
– Нет, я что-то не совсем понимаю…
И тогда я рассказал ему всё с самого начала: о Лиз и об её отце, о гипнозе и об Аламеде, о моём отстранении и о загадочных снах. Клаус слушал внимательно, озадаченно кивая головой и хмуря лоб. Когда я закончил, он вздохнул и, отодвинув в сторону свою кружку, скрестил перед собой ладони замком. Знал я этот его жест: он не одобрял услышанного.
– Артур, боюсь, ты действительно безнадёжно влюблён. Эта девушка, в прямом смысле слова, сводит тебя с ума. Ты просто зациклен на ней, и твои сны – тому подтверждение, – Клаус говорил не как врач, а как друг, он действительно беспокоился за меня. – Ты не можешь трезво оценивать состояние её здоровья. Даже сейчас твой рассказ получается сбивчивым, в нём много непонятного, ты просто пропускаешь всё через сердце…
– Но я и правда ничего уже не понимаю! – воскликнул я.
– Вот именно что! Послушай, – он протянул руку через стол и доверительно тронул меня за плечо, – пусть ею займётся Арольд. Я слышал, он не такой уж плохой специалист. Согласен, к барбитуратам у меня тоже довольно критичное отношение, но их никогда не поздно отменить. Арольд, наверняка, не дурак, и сумеет это понять.
– Как же нет. Дурак он, каких поискать.
– Артур, просто посмотри на себя со стороны, – продолжал Клаус, глотнув ещё пива и снова отодвинув кружку. – Ты нарушаешь предписание главного врача. Гипнотизируешь отца пациентки без его ведома. Видишь сны своей подопечной. Намереваешься надавать тумаков Арольду. Хочешь пробраться тайком в палату девушки. Получаешь от неё любовные письма и собираешься писать ей ответ!
– Да не любовные они, – отмахнулся я. – Она вообще никак меня не воспринимает.
– Как же нет? Её письмо – не что иное, как выражение обиды брошенной женщины! Она влюблена в тебя, Артур, это же ясно как день, и, уж прости друг, тут мало хорошего. Твоё поведение непрофессионально, чёрт побери. Ты слишком одержим ею и уже не можешь трезво смотреть на вещи! Подумай о себе и о своей карьере. Если девушка поправится, ты всегда успеешь прийти к ней с предложением руки и сердца, а если нет, ну, ты сам должен понимать…
– Понимаю, – кивнул я, глядя в свою кружку. – Если она не поправится, то и думать о ней не стоит. Но я хочу, хочу, чтобы она поправилась!
– Не всё в твоих силах, Артур, – сказал Клаус, сочувственно глядя на меня. – Насколько я понял, у неё довольно серьёзный недуг…
– Да нет же! Если бы ты только познакомился с ней и поговорил, ты бы понял, что она вовсе не кажется больной.
– Артур, диагноз шизофрения просто так не ставят.
– Но он неверен! – закричал я.
– Дружище, – вздохнул Клаус, – послушай моего совета. Отойди в сторону. Так будет лучше и для тебя, и для неё. В нашей профессии требуется холодная голова, а свою – ты в буквальном смысле потерял.
Темнело, мне нужно было возвращаться на станцию. Мы с Клаусом крепко пожали друг другу руки и договорились непременно встретиться, как только снова выпадет такая возможность. Выйдя на улицу, я увидел, что он сидит со своим пивом и до сих пор озадаченно смотрит на меня из окна.
Всю обратную дорогу в поезде я продолжал думать о нашем разговоре. Наверное, мне стоило последовать совету Клауса. Он был не только моим другом, но и отличным специалистом. Своим присутствием я лишь вредил Лиз. Я должен отказаться от неё, хотя бы на время, ради её же самой.
Я вернулся поздно. Ужин закончился, да и не было у меня ни малейшего аппетита. Медсестра передала мне лист обхода и ушла к себе, а я сел за рабочий стол, достал из ящика недописанное письмо, перечитал его и бросил в огонь.
12. Арэнк
Девушки спрыгнули в воду и, поднимая ногами брызги, побежали к берегу, где лежала, уткнувшись носом в ил, деревянная лодка. Дно практически сгнило, однако на борту ещё виднелись остатки цветного орнамента. Аламеда хоть и не понимала значения вплетённых в него символов, но догадывалась, что это не просто украшение. На её родной земле подобные метки несли в себе знаки племени, его историю и даже родословную вождей. Поблёклые краски на борту лодки будто рассказывали Аламеде какую-то древнюю притчу, но она не знала языка, чтобы понять её.
Почва вокруг была заболоченной и размытой. С чёрной грязью мешались склизкие водоросли, прелая листва и пустые раковины мелких моллюсков. Эта жижа неприятно сочилась меж пальцев ног, но впервые за долгое время девушки наконец чувствовали под собой твёрдую опору. Их ступни оставляли на земле четкие следы… рядом со следами кого-то ещё. Нита не ошиблась: здесь жили люди.
Теперь удары раздавались совсем близко. Они то затихали, то возобновлялись. Девушки ловко и бесшумно вскарабкались по крутому, покрытому разнотравьем склону. Чтобы не соскользнуть, им приходилось держаться за выступающие из почвы корни, которые протянулись вниз от росших на возвышенности лиановых деревьев. Наверху гостей встретил целый лес. Ветки многовековых гигантов изгибались и переплетались между собой. Толстые верёвки лиан связывали их своими тугими узами. Крепкие корни бороздили твёрдую землю. Птицы, юркие, с невзрачным серым оперением, копошились в листве, но молчали. Букашки ползали по шершавым стволам, мельтешила мошкара, но тоже без единого звука. В лесу было тихо, и только странный стук доносился из глубины зарослей, да шуршала под ногами опавшая листва. Серая пыль поднималась от осторожных шагов девушек, а в воздухе пахло свежесрубленной древесиной.
Совсем скоро деревья расступились и поредели. Шедшая впереди Нита вдруг остановилась, подавая Аламеде и Муне знак замереть. Постояла, всматриваясь, и поманила их рукой. Перед ними белела кругами пней вырубленная поляна. Там, среди поваленных стволов, уперев ногу в один из них, стоял человек и топором обтёсывал крупные ветки. Натруженные мышцы на смуглой спине напрягались при каждом взмахе руки. Длинные чёрные волосы блестели от пота. Человек обошёл дерево, встал к девушкам лицом и, вытерев испарину со лба, принялся стёсывать кору с другой стороны. Он так и не заметил, что за ним наблюдают. Зато Аламеда, только он повернулся, едва сдержалась, чтобы не закричать: широкие смуглые плечи, татуировка справа на груди, наклон головы и чёрная прядь, свесившаяся на глаза…
