Кресты из мрамора и белого камня утопали в снегах, прямые тропинки вели от надгробия к надгробию. В воздухе висела аура позабытой магии. На ветви толстого дуба, укрывшего собой часть кладбища, восседал серый ворон и смотрел на незваных гостей внимательным черным глазом.
— Столетия назад на этом кладбище хоронили знатных колдунов, великих алхимиков, некромантов. Разумеется, тайно, оно было спрятано от простого люда под толщей колдовских чар, а когда магию официально разрешили, энергетическую защиту сняли. Так оно и стоит здесь, никому ненужное, кроме меня да нескольких других любителей пыльной древности.
Игнат вел меня по заснеженным дорожкам и рассказывал истории о жизни тех, чьи судьбы оборвались так давно, что ветра обточили могильные камни. Некоторые фамилии были мне знакомы по научным открытиям в области магии, о других я не слышала ничего. Игнат удивительно легко ориентировался на кладбище, обращался к мертвецам как к давним знакомым, а серокрылый ворон преследовал нас, перепрыгивая с дерева на дерево и провожая тревожным карканьем.
Мы подошли к расколотому надвое камню, на одной половине которого вязью было написано женское имя, а на другой — мужское.
— Что это?.. — я не удержалась от восхищенного любопытства.
— Существует легенда, по которой сильный маг полюбил простую девушку. Он открыл перед ней свой мир, и она ответила ему взаимностью. К сожалению, архимаги запретили им быть вместе. В те времена, знаешь ли, к чистоте крови относились с особым трепетом. Разумеется, маг плевать хотел на чей-то запрет и сбежал с любимой за тридевять земель, отрекшись и от дома, и от семьи. Да только их быстро выследили и за ослушание приговорили к смертной казни. Родные мага сжалились над сыном и похоронили его в одной могиле с возлюбленной, разве что в разных гробах. Но на седьмой день после похорон разразилась страшная гроза, и молния угодила в камень, расколов тот на две части. Даже после смерти влюбленных смогли разлучить.
Я смотрела на два имени, навсегда разделенных трещиной, но думала не о трагической участи разлученных смертью людей, а о том, что слишком многое в последнее время состояло из двух частей. Утреннее видение в хрустальном шаре всколыхнулось во мне тревогой, зудящей, нервной, делающей меня слабой и нерешительной.
— Игнат… — хм, кажется, я до сих пор не называла его по имени, но звучало оно приятно, не кололо язык, было мягким и правильным. — На занятии по оккультизму я увидела кое-что странное. Не знаю, стоит ли воспринимать это всерьез, но шар показал мне твое лицо, только одна его часть… принадлежала не тебе.
— Миронова, у тебя глюки, — со знанием дела известил тот. — Наша старушенция чем-то пропитывает воздух, люди и не такое видят, а ты на фоне общения с Александром вообще странно, как ещё кукушкой не тронулась.
— Я не прошу тебя безоговорочно верить моим словам, но будь осторожен, договорились?
То ли на моем лице появилось какое-то особенно гадкое выражение, то ли Игнат в принципе был послушным мальчиком, но он согласился.
Мы продвигались вперед, от надгробия к надгробию. С неба крупными хлопьями повалил снег, он ложился на волосы Игната, запорошил мой воротник. Я поймала снежинку на ладонь и рассматривала её острые грани до тех пор, пока она не растаяла.
— Как тебе сибирские зимы? — Игнат сдул снег со своей перчатки. — Непривычно после Москвы?
— Вообще-то я всё детство провела в Омске, меня не напугаешь легким морозцем.
— А почему уехала?
Кто бы знал, как мне захотелось смять этот разговор, отшутиться, сказать что-то незначительное. Но правда сама полилась наружу, словами прорезала путь сквозь застарелую обиду и непонимание.
— Как тебе сказать… Родители с детства считали мои магические способности опасными. Они из очень религиозных людей, для них любая магия — истинное зло. Маму с папой не волновало, что в любой компании есть штатный маг, что лекари спасают миллионы жизни наравне с обычными врачами. Меня пытались обуздать, но когда я вздумала поступать в местную академию колдовства, попросту выставили из дома, заявив, что дочери у них больше нет. — Я говорила монотонно, чтобы ничем не выдать истинных эмоций, но на этой фразе голос всё равно надломился. — Знаешь, меня как током шибануло. Я плюнула на всё и рванула в Москву. Решила, что раз так, то отучусь в лучшем университете и утру всем родственникам нос, когда вернусь с диплом, богатая и знаменитая. — Усмехнулась тому, какой же наивной я была четыре года назад. — Весь масштаб глупости до меня дошел уже в поезде. Разумеется, я испугалась своего сумасбродства, но куда деваться, когда денег хватает только на батон с кефиром, а в месте, который шестнадцать лет было домом, никто не ждет?
Я не стала рассказывать ему, что дальше были вступительные экзамены, на которых я чуть не завалилась, идеально разученная теория и бесконечная подработка в Макдональдсе, чтобы как-то дожить до заселения в общежитие.
Игнат посмотрел без жалости — как же я боялась, что мне начнут сочувствовать, — но с уважением.
— Родственники не пересмотрели свое решение позже?
— Не-а. Последний раз я общалась с мамой накануне отъезда.
Он удивленно присвистнул.
— Ты храбрая, конечно. Взять и сорваться в столицу не всякий способен. Мои-то родственники выдохнули с облегчением, когда я свалил из дома. В семье пятеро детей, мама избавилась бы от меня-нахлебника любыми способами, а коль сын еще и к магам подался, вроде как престижно. Разумеется, я не говорил им о том, как ценой досталась мне магия.
Мне показалось, что он тоже не очень-то рад тому, как оказался в академии, но лезть в душу не стала, чтобы не разбередить старые раны. Все-таки наша близость не столь крепкая, чтобы делиться подробностями и деталями.
Мы дошли до конца кладбища, уткнулись в наполовину обрушенную стену, но Игнат не развернулся, а указал на дыру.
— Нам туда.
Ледяная пустыня казалась бескрайней, но Игнат упрямо тащил меня вперед. Кладбище отдалялось, а я ныла и сопротивлялась, но этому путешественнику не терпелось показать мне что-то на краю Земли. А потом перед нами растелилась бездна…
Край обрыва был столь ровный, словно вырезанный в камне острым лезвием. Внизу простиралась скованная льдами руками и деревья, что застыли в вековой спячке, укрытые белоснежными шапками. Природа казалась нарисованный, искусственной, неживой. Бесконечная красота, позабытая зверями и людьми. Ветер путался в волосах, нос окоченел, но оно того стоило. Игнат обнял меня сзади за талию и дышал в ухо. Пахнущий горькими духами и мятной жевательной резинкой, он был продолжением этой нереальной сказки. Я обернулась, чтобы встретиться с теплом его глаз, чтобы…
Чтобы окончательно потерять голову.
Последней логичной мыслью было: «Ника, от таких парней одни проблемы!»
Но разве меня это волновало?
Мы целовались под снегопад, обнимаясь, потеряв счет времени и окончательно задубев.
