Книга Позови ее по имени - Галина Владимировна Романова

– Вы отдаете себе отчет в том, что допрашивать школьников без присутствия их родителей вы не имеете права? – Директриса нервно одернула короткий пиджачок янтарного цвета. – Поймите меня правильно, товарищ капитан, я дорожу своим местом. Репутацией. Ввязываться в скандал подобного рода…

«Вы все и так уже в скандале», – хотелось ему крикнуть настолько громко, чтобы услышали школьники, собравшиеся за дверью.

В самом эпицентре грандиозного скандала! Кто захотел соскочить: директор, классный руководитель, друзья? Не выйдет! Все повязаны. Ответственностью, на которую наплевали. Подозрением, пущенным на самотек. Сигнализировали одноклассники Инги? Возможно. Отмахнулись? Отмахнулись. И как теперь? Отсидеться в окопах не выйдет. Полетят головы.

Володя в ответ промолчал. Выразительно промолчал, как он надеялся. Может, до директрисы дойдет, наконец, весь масштаб проблем, которые грядут?

Нет, не дошло. Она его молчание расценила как малодушие. И продолжила его уговаривать, маслено поблескивая глазами.

– Семья у девочки благополучная. Отец был постоянно на связи. Классный руководитель постоянно связывался с ним, если девочка не являлась в школу. Причины ее неявки всегда оказывались уважительными.

– Ну да, ну да. – Володя подавил ядовитую ухмылку. – А вызвать в школу отца не пытались? Классный руководитель был удовлетворен телефонными переговорами?

– Товарищ капитан, – директриса печально вздохнула, посмотрела на него, как на дефективного, – при теперешней занятости без конца ездить в школу… Не каждый родитель это может. Мы и не настаиваем.

– Другими словами, за текущий учебный год отец Инги ни разу не был в школе?

Директриса сердито засопела. Снова дернула книзу полы тесного пиджачка янтарного цвета.

Володя только теперь рассмотрел: пиджачок был сшит из тончайшей кожи. И стоил наверняка кучу денег. Какая у нее, интересно, зарплата?

– Я же уже сказала вам, товарищ капитан, что классный руководитель регулярно говорил с ним по телефону. Надобности в его визитах в школу не было. Инга пропускала, конечно, но всегда по уважительной причине. Когда болела, когда обследовалась, когда ухаживала за больной матерью.

– За кем, за кем?! За матерью?

– Да. У детей, кроме отцов, имеются еще и мамы, знаете. – Она обнажила безупречно белоснежные зубы в ехидной улыбке. – И они иногда болеют. Так бывает. Вы не знали?

Все, терпение у Володи закончилось. Эта холодная, нарядная директриса, пекущаяся об имидже школы, о своей репутации, о том, чтобы сохранить свое рабочее место, была кем угодно, только не педагогом.

Он навалился грудью на сверкающий, начищенный полировкой стол, стоявший перпендикулярно столу директрисы. Холодно глянул на нее и заговорил:

– А еще бывает так, что мама ни сном ни духом не знает о своих тяжелых заболеваниях, требующих присутствия дочери у ее постели. И влекущих по этой причине прогулы дочерью школы. А отец даже не подозревает, что классный руководитель без конца ему звонит и требует объяснений. И так бывает! Вы не знали?

Красиво очерченный рот дамы распахнулся буквой «О». Она издала странный звук, напоминающий хрип. Потом рот закрылся, руки ее снова дернули пиджачок. И она с ужасом воскликнула:

– Не может быть!

– Еще как может! – в той же тональности ответил ей Володя. – Инга снабдила вашего педагога номером телефона не установленного пока следствием лица. И он вел переговоры с классным руководителем под видом ее отца. Отпрашивал, отмазывал, выдумывал причины для ее прогулов. А вам известно, уважаемая Клавдия Петровна, что Инга употребляла запрещенные препараты? И что в ее крови они были обнаружены после смерти?

– Она… Она была наркоманкой?!

Ее хрип стал отчетливее, лицо бледнее. Тускло поблескивающие пуговицы на кожаном пиджачке натянулись на ее часто и высоко вздымающейся груди.

Володя забеспокоился. Не хватало ему еще ее обморока. У него еще группа подростков не опрошена. А если директриса сейчас хлопнется без сознания у ножек своего стола, визит будет скомкан. Придется вызывать скорую, либо самому приводить даму в чувство.

– Это не были чисто наркотики. Экстази. И близкие по действию к ним таблетки. У меня вопрос, Клавдия Петровна, неужели учителя никогда не замечали за ней странностей? Никогда не жаловались вам на излишнюю ее возбудимость, апатию?

– Не пойму, о чем вы?

Она достаточно быстро отдышалась, снова сделавшись строгой и непримиримой ко всякому, кто посмеет внести смуту в их устоявшийся годами порядок.

– Резкая смена настроения, грубость, беспричинный смех, полное безразличие? Такое наблюдается, если сидеть на этих таблетках.

– Знаете что, товарищ капитан! Это подростки! Они через одного так себя ведут. Переходный возраст. – Она махнула на него рукой. – Что же мне, прикажете, каждого на экспертизу таскать? Кто мне позволит? Родители меня живо призовут к ответственности. К тому же за Ингой ничего такого не наблюдалось. Жалоб не поступало.

Ее взгляд ушел в сторону. И Володя понял, что правды от нее он не добьется. Она грудью ляжет, но не вынесет сора из избы.

– Мне бы поговорить с ее одноклассниками, Клавдия Петровна. Это не допрос! Это просто беседа. В вашем кабинете.

– В моем присутствии. И в присутствии школьного психолога, – тут же ощетинилась она.

– Хорошо, – согласился он со вздохом.

Прекрасно понимая, что подростки при директрисе не скажут ничего важного, он тем не менее надеялся на то, что сможет составить список тех, кто был особенно близок с Ингой. И мог вне стен школы сообщить ему что-то важное.

Одноклассники Инги входили по одному. Мямлили, пожимали плечами, крутили головами. Ответы были почти одинаковыми:

– Ничего такого не замечали.

– Все как всегда.

– Нормально она себя вела.

– Ни с кем особо не общалась.

– Прогуливала? Ну и чё? А кто не прогуливает?