Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Петька-шут завалился под стойку с очередной бутылкой, похрюкал и не без помощи табурета вернул себя в вертикальное положение.
— Да что вы понимаете! Грандиоз у честного народа деньгу стрижёт, а птички забесплатно какой хошь концерт закатят.
Марат, безбородый дед, стукнул кулаком по столешнице. Подскочил на бочке его товарищ, подскочила в воздух пивная кружка, подскочила даже пена на пиве.
— Ну всё, братцы. Разъясните кто-нибудь этому остолопу, чем кончаются походы в лес. Или я за себя не ручаюсь!
Товарищ на бочке подмигнул, хлопнул по руке неприличную девицу, которая пыталась стянуть у него кошелек, и выколотил трубку.
— В лесу много трухлявых деревьев. Им человечина нужна. Без человечины не выстоят. Смекаете?
— Двоих в прошлом месяце под землю уволокли, — боязливо подтвердил его далеко не трезвый сосед. — Теперь лежат на опушке, под корнями, и стонут. Не то мертвецы, не то нежить.
Петька-шут перетрусил и основательно приложился к бутылке.
— Нежить. Придумаешь тоже! Уйми фан… — ик! — фантазию! Больно она у тебя прыткая, — сказал он. Прошаркал к порогу, толкнул дверь плечом и вывалился под луну, на свежий воздух. На притолоке печально звякнул колокольчик. Улицу затопила непривычная тишина. Не слышалось собачьего лая, не ржали лошади извозчиков. Безлошадные кареты дремали вдоль дороги с выключенными двигателями. Не шатались под окнами праздные гуляки. Сельпелон буквально вымер. Ночь стояла, затаив дыхание. Как зритель, который вот-вот увидит нечто потрясающе ужасное.
— Вернись, дурень! — окликнули Петьку-шута. — На погибель свою идёшь!
Но тот упорно волочил ноги мимо закрытой мясной лавки, пустой витрины, банка и печатного бюро под названием «Южный ветер». Шёл, похрюкивая, попивал из горлышка, пока не осушил бутылку до дна. А когда это случилось, перед Петькой-шутом пролёг пустынный Сезерский тракт.
Слабое солнце не успело высушить лужи, и следующий шаг пришёлся в одну из них. Петька-шут собрался как следует выбраниться, но слова застряли в горле. Наружу вырвался только придушенный хрип. В сажени от злополучной лужи, на уровне глаз два лиловых луча прожигали мрак насквозь. Развевались волосы-плети. Раздуваемый нездешними ветрами, хлопал складками тяжелый балахон.
Петька-шут сделался трезвым в один момент.
— Мерда! — просипел он. — Братцы, спасайте! Мерда по мою душу пришла!
Ему бы, не мешкая, перебежать через тракт да в лесу схорониться. А он стал — и ни с места. Поношенные башмаки налились свинцом, ноги ватные, не слушаются. В голове, нарастая гулким, набатным звоном, звучит внятный приказ.
«Подойди!» — велят лиловые огни.
«Иди сюда!» — шепчут бесцветные губы.
Все дороги сводятся к единой точке. Вариантов нет. Выбор очевиден. Петька-шут делает шаг по направлению к Мерде. Сам, добровольно. Мерда налетает безмолвным призраком, накрывает рукавами, точно неводом. Попалась, рыбка! Не ускользнёшь.
— Петька-а-а-а! — воет Марат, хватая себя за седые патлы. Не уберёг мальца. До самого тракта шёл следом, а ничем помочь не сумел.
Яростные глаза Мерды разгораются, глядят поверх Петькиной головы. И чудится деду, будто в лиловом свете неугасающего голода проступают чёрные зрачки.
С той ночи Петька-шут обезумел. Мать, сестру не узнаёт. На знакомых с кулаками кидается. А у самого глаза навыкате. Изо рта — пена, язык треплет бессвязный вздор. И так изо дня в день.
* * *
Служанка в чепце, сморщенная, как сушеный абрикос, взбила подушки, поворчала на беспорядок и сложила одежду Рины в шкаф.
— Не спрашивайте меня о Мерде, госпожа, — сказала она. — Мерда ищет то, чего найти нельзя. Томится жаждой, которую невозможно утолить. И выбирается на дорогу всякий раз, как эта жажда превращается в пытку. Так говорят люди.
Но любопытство Рины было не так-то легко укротить. Новость о сбрендившем завсегдатае кабака обошла окрестности и взбудоражила общественность. Активисты предлагали засыпать Сезерский тракт булыжниками, высадить на нем деревья, обнести дорогу высокой оградой и даже выставлять в ночное время стрелков. Только вот никто не знал, может ли пуля нанести Мерде вред. Одни считали ее призраком, другие — нежитью из лесных дебрей. Правды никто не знал.
Рина продолжала задавать вопросы и не замечала, что расстраивает старую служанку всё больше и больше. У бедняги тряслись руки, кривился рот, а кряхтение и вздохи приобрели столь угрожающую частоту, что Рина забеспокоилась. Служанка вздыхала не без причины. Выяснилось, что ее сестра Дорофея — мастерица выпечки и просто хороший человек — тоже стала жертвой Мерды и уже третий год уединенно живет на окраине города.
— Из молодых господ в этом доме только вы проявляете участие к чужому горю, — сказала служанка, когда Рина предложила отнести Дорофее гостинцев.
— Мне заботиться больше не о ком, — пожала плечами девушка. — Сводные брат и сестра знать меня не хотят, мать умерла слишком рано. А где мой настоящий отец, можно лишь гадать.
— Если не затруднит, завезите Дорофее кое-каких продуктов, — попросила старушка и вынула из кармана небольшой список. — Когда она не у плиты, то начинает чудить.
Рина глянула на список и закивала. Яйца, мука, сахар, дрожжи, подсолнечное масло. Что ж, это она осилит. Главное, не попасться Грандиозу. Если он догадается, что Рина помогает слугам, тогда как этих слуг надо держать в черном теле, мало не покажется никому. Его ярость, как и его талант, не знает границ.
Когда служанка закончила прибираться, Рина надела свои самые тёплые носки, выскользнула из комнаты и бесшумно прокралась мимо спален. Но даже если б она топотала, как стадо слонов, ее бы не засекли. Гедеон у себя в комнате душевно играл… Хотя нет. Душевно издевался над скрипкой. Путной игры за всё время обучения в музыкальной школе он так ни разу и не показал. Недаром Грандиоз зверел, стоило парню взяться за смычок. У Грандиоза был тонкий слух, а чувство прекрасного — и того тоньше.
В смежной комнате упражнялась с саблей Селена. Она искромсала уже нескольких деревянных манекенов и всё требовала от отца, чтобы тот подарил ей манекен из баллистического геля. По свойствам он якобы близок к человеческому телу.
Рина спустилась в кухню, не произведя даже шороха (спасибо мягким носкам). Отыскала масло, муку и дальше по списку. Сложила в рюкзак — и стрелой на задний двор. Вывела из стойла Уска-Калу, накормила морковкой, а потом запрыгнула лошади на спину. Угрюмая стража у ворот проводила ее полным равнодушием. Всякому известно, что Рина выезжает, когда захочет. И никто ей не указ.
* * *
К Вааратону медленно подбиралась осень. Сперва она как бы невзначай позолотила верхушки осин, а затем разбросала по тропинкам первые желтые листья. На полях начали жечь костры. Их сладковатый дым растворялся в утренних туманах, будил воспоминания и навевал мысли о шашлыках. По крайней мере, Кексу с Пирогом эти мысли стали приходить ежедневно. Они бегали вокруг Юлианы и выпрашивали жареных сосисок. Юлиана в ответ лишь горько посмеивалась. Чтобы достать сосисок, нужны деньги. А с деньгами у них было туго. Травы Пелагеи продавались из рук вон плохо. За одеждой покупатели не шли. А теперь им на голову свалилась Марта, то есть еще один голодный рот. Если бы не Киприан, который попутно со спасением арний ловил в лесу мелкую дичь, положили бы они зубы на полку.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
