Она встала и твердо посмотрела на меня. Голос ее стал ледяным:
— В таком случае, прошу вас оставить дом.
— Если не возражаете, я его сначала осмотрю. Вдруг вы что-то упустили.
— Такой необходимости нет, мистер Вэнс, — заявила она. — Это мой дом. Прошу вас его немедленно покинуть.
— А если не покину, вы позовете на помощь? Садитесь, миссис Фолбрук. Я быстро. Этот пистолет вызывает подозрения.
— Я же сказала, что нашла его на лестнице, — сказала она сердито, — больше я ничего не знаю. Я… я вообще ничего в них не смыслю. За всю жизнь не сделала ни выстрела.
Она открыла большую синюю сумку, вынула платочек и приложила к носу.
— А с какой стати я должен верить вашим словам? — спросил я.
Она трогательно воздела в мою сторону левую руку, словно проштрафившаяся жена из мелодрамы, и воскликнула:
— Не надо было мне сюда заходить. Ужасная глупость! Мистер Лавери будет возмущен.
— Не надо было допускать, чтобы я увидел пустую обойму, — сказал я. — Тогда бы все обошлось.
Она топнула ногой. Для полноты образа только этого жеста и не хватало. Теперь сцена выглядела идеально.
— Гадкий, гадкий человек! — заверещала она. — Не смейте ко мне прикасаться! Ни на шаг не подходите. Какое право вы имеете меня оскорблять…
Миссис Фолбрук резко, словно перерезая натянутую резинку, оборвала монолог, опустила голову в этой своей лиловой шляпке и кинулась к выходу. Пробегая мимо меня, она, защищаясь, вытянула руку, хотя я стоял в стороне и не двигался с места. Потом распахнула дверь и выскочила на тропинку к улице. Дверь медленно закрылась, и до меня донеслись быстрые шаги.
Я провел ногтем по зубам, щелкнул себя по подбородку и прислушался. Тишина. Итак, шестизарядный пистолет с пустым патронником.
— Что-то здесь не так, — сказал я громко.
Дом казался подозрительно спокойным. Я прошел по персиковому ковру под свод к лестнице. Снова прислушался, пожал плечами и стал осторожно спускаться.
15
В нижнем холле я увидел две двери по краям и две посередине. Одна из средних оказалась дверью бельевого шкафа, другая была заперта. Я направился в дальний конец и заглянул в запасную спальню — жалюзи на окнах были плотно прикрыты, здесь уже давно не жили. В спальне на противоположной стороне холла была широкая кровать, светлая мебель, ковер цвета кофе с молоком, квадратное зеркало над туалетным столиком, и над ним — длинная лампа дневного света. В углу на столе со стеклянной столешницей стояла хрустальная собака и шкатулка с сигаретами, тоже хрустальная.
По туалетному столику была рассыпана пудра. На корзинке для мусора висело полотенце с мазком темно-красной помады. Две подушки в изголовье кровати еще хранили вмятины от голов, и из-под одной торчал кончик женского носового платочка. В ногах валялась абсолютно черная ночная рубашка. Резко пахло сандалом.
Интересно, что подумала обо всем этом миссис Фолбрук.
Я повернулся и посмотрел на себя в большое зеркало на двери гардероба. Дверь эта была белой, с хрустальной шарообразной ручкой. Я открыл ее носовым платком и заглянул. Внутри была фанеровка из кедра, приятно, по-дружески попахивало твидом и висело много мужской одежды. Но не только мужской.
Я обнаружил там женский костюм, черный с белым, где преобладал белый, на верхней полке увидел панаму с черно-белой крученой лентой, а внизу — черно-белые туфли. Были там и еще какие-то тряпки, но больше я не присматривался.
Я закрыл гардероб и покинул спальню, держа наготове платок для следующих ручек.
Запертая дверь рядом с бельевым шкафом явно вела в ванную комнату. Я подергал ее, но безрезультатно. Наклонившись, я увидел в центре ручки узкую прорезь и понял устройство — дверь закрывалась щеколдой изнутри, а прорезь извне предназначалась для ключа без бородок — на случай, если кому-то в ванной станет плохо или там закроется капризный ребенок.
Такой ключ обычно держат на верхней полке бельевого шкафа, но сейчас его там не было. Я попытался всунуть в прорезь лезвие перочинного ножа, но оно оказалось широковатым. Тогда я вернулся в спальню и взял с туалетного столика пилку для ногтей. Пилка подошла, и дверь открылась.
На раскрашенной бельевой корзине валялась мужская пижама песочного цвета, рядом на полу — тапочки без задников. На раковине лежала безопасная бритва и тюбик крема для бритья с открученным колпачком. Окно было закрыто, в воздухе стоял специфический острый запах, который ни с чем не спутаешь.
На желто-зеленых плитках пола отсвечивали медью три пистолетные гильзы, а в матовом стекле зияла аккуратная дырочка. Слева над окном я заметил в штукатурке под краской еще два отверстия от пуль. Душ был закрыт белой с зеленым занавеской из прорезиненного шелка на хромированных кольцах. Я раздвинул ее, и кольца непристойно громко зацарапали по палке.
Когда я всунул за занавеску голову, волосы у меня встали дыбом. Конечно, он был тут — а где же еще? Съежился в углу под двумя поблескивающими кранами, а из хромированного душа на него тихо лилась вода.
Колени у Лавери были подтянуты кверху, но как-то расслабленно. На голой груди рядом с сердцем синели две смертельные дырочки. Кровь, по всей видимости, смыло водой.
В глазах его застыл какой-то странный, радостно-ждущий взгляд, словно он учуял задах кофе и уже предвкушал завтрак.
Чистая работа! Вы только что побрились, сняли пижаму и, склонившись за занавес, решали отрегулировать температуру воды. И тут дверь ванной открывается и кто-то входит. Этот «кто-то» — женщина. В руке у нее пистолет. Вы смотрите на дуло, а она уже спускает курок.
Первые три пули проходят мимо. Невероятно, но с такого близкого расстояния она все же умудрилась промазать. Видимо, и такое бывает. Откуда мне знать.
Деться вам некуда. Если вы из особого теста, то можете рискнуть и броситься на женщину. Но Лавери ведь колдовал с кранами и был захвачен врасплох. К тому же — он обычный человек, его охватывает паника. А дальше душа деться некуда.
И вот он заскакивает в душ, но тут же упирается в кафельную стену, прижимается спиной к этой последней в его жизни опоре. Конец пространства и конец жизни. Грохочут еще два, может быть три, выстрела, и он сползает по стене на пол, и глаза у него уже не испуганные. Они просто пустые, как у всех покойников.
Женщина протягивает руку, выключает душ, потом фиксирует щеколду, и уходя, бросает пистолет на лестнице. Чего о нем заботиться?! Это ведь, скорей всего, его собственный пистолет.
Так оно все и было. А как же еще? Я наклонился и пощупал руку Лавери. Она была твердая и холодная как лед. Я вышел из ванной и, чтобы не создавать лишние трудности для полиции, оставил дверь открытой.
Вернувшись в спальню, я вытащил из-под подушки платочек — тонкий лоскутик с красным зубчатым кружевом по краям и такого же красного цвета инициалами в уголке: «А. Ф.».
