Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
— Джеральд!
— Моя леди! — В зеленых глазах плеснулась радость.
"Моя леди"… Ты опять забыл, что тебя нет, Эдон Доаделлин, что люди видят не короля, а большеглазую девочку, которая говорит странные вещи.
— Моя леди, я вел себя недостойно. — Джеральд с легкостью снял худенькое тело с коня. Война торопит жизнь, а жить — значит любить, но о любви ты будешь говорить с настоящей Дженни… Если разглядишь ее сквозь чужие слова и чужие дела.
Джеральд хотел что-то сказать, и Эдмунд даже знал что, потому и заговорил первым:
— Я знаю, почему ты уехал. Тебе претит быть победителем ничтожеств.
Де Райнор вздрогнул, потом опустил голову. Охватившая его ярость отступила, остались тоска и отвращение. Эдмунд знал, о чем думает Золотой Герцог: страшный, вышедший из легенд враг оказался мелкой дрянью.
— С чего ты взял, — бросил Эдмунд, — что зло должно быть величественным?
— Величественным? — Джеральд не понимал, чувствовал, но не понимал.
— Ты бы предпочел принять меч от коленопреклоненного рыцаря в черных доспехах, а тебе бросили под ноги жалких карликов. Но зло и должно быть мелким и неказистым.
— Но, — Элгелл казался удивленным, — наши враги не только гномы, но и куиллендцы и ледгундцы. Троанна не зря прозвали Черным Волком, он носит черный бархат и ездит только на вороных лошадях!
— А как он воюет?
— Троанн — рыцарь, он держит слово, не унижает пленных. Когда ледгундцы сожгли Дабр, он перевешал мародеров…
— Вот ты и ответил. Черный Волк — враг, но не зло, несмотря на вороных лошадей. С ним возможен мир, разумеется, после победы. Мир со злом невозможен, как невозможен мир с чумными крысами. Пойми это, пока не поздно.
Как же он похож на Фрэнси, на Фрэнси и на него самого до Айнсвика. Потому и может натворить тех же глупостей, а платить за них придется несчастным дженни. Бессильные обречены расхлебывать глупости сильных.
— Вспомни, что говорили беженцы. Ни один, Джеральд де Райнор, ни один не видел, чтобы гном вступился за старуху, женщину, ребенка. Теперь они ползают на брюхе и предают своих вождей. Убийцы и насильники почти всегда трусы и всегда предатели, а трусы и предатели, дорвавшись до власти, пляшут на трупах. В первую очередь на трупах тех, кто их щадил… А вторая беда — это зависть. Победителям завидуют, а это опасно, опасней войны.
Кажется, ты кричишь, Эдон? Успокойся, ведь тебя давно нет.
— Моя леди, я… Я не намерен прощать убийц, но нельзя же искать зло везде! Пусть меня прикончат в спину, это лучше, чем подозревать всех.
— Зло узнать можно, — тихо сказал мертвый король, — вернее, понять, где его нет. Зло не может быть красивым, лорд Элгелл, не может быть умным, не может быть великим. Удачливым, большим, даже огромным может, но не великим. Издали его еще можно спутать с чем-то достойным, но вблизи оно не черный рыцарь, а карлик в разноцветных тряпках. Уродливый и злобный из-за своего уродства и своего ничтожества, о которых ему известно лучше, чем другим. Зло всегда завидует, всегда хочет больше, чем имеет.
— Моя леди! — Джеральд смотрел с удивлением и ужасом, но это лучше, чем ткнуться в траву с кинжалом в спине.
— Молчи, Джеральд де Райнор, молчи и слушай! Если не ради себя, то ради тех, кто идет за тобой и верит в твою звезду. Не жалей зло, не восхищайся им и не смей его прощать! Прибереги великодушие для тех, кто на него способен. Для того же Троанна… Надеюсь, оно ему скоро понадобится. Ты вправе простить подлость, причиненную тебе, но не другим. И ты не должен забывать о тех, кому без тебя не выжить. Даже если не боишься смерти, даже если хочешь умереть, помни о них. О тех, кого, кроме тебя, защитить некому, я…
Эдмунд Доаделлин должен был об этом подумать. Его глупость обошлась слишком дорого.
11
— Моя леди, Эдмунд Доаделлин не мог по-другому, иначе он перестал бы быть собой.
— Перестал бы.
Серебристые глаза смотрели со странной отрешенностью. Дева была далеко от застигнутого осенью леса. Внезапно Джеральду показалось, что он подглядывает за чужой болью, и рыцарь торопливо потянулся к колючей ветке. Боярышник, королевское дерево… Почему весной так много белых цветов, а ягоды всегда или красные, или черные?
— Дед говорил, Малкольм Дангельт не смог носить корону Эдмунда. — Кому он это рассказывает? Деве? Себе? Этим кровавым ягодам?..
— Не смог?.. — эхом откликнулась Джейн. — Отчего же?
— Она его обжигала. Теперь у Дангельтов золотой венец с зубцами в виде трилистников, а старая корона хранится в сокровищнице. Ее никто не видит, дед говорил, она походила на венок…
— Да, — Дева все еще смотрела в небо, — на серебряный венок, сделанный так искусно, что цветы кажутся живыми. Считалось, что эльфы при помощи волшебства превратили настоящие цветы в серебро, потому что ни один ювелир не мог повторить подобное. И еще говорили, что корона Доаделлинов нечто большее, чем вещь… Она неугодна злу.
— Значит, говорили правду.
Правду, потому что Дангельты те же карлики. Завистливые, злобные карлики, которые хотят всего и боятся, что придут такие же, как они, и отберут добычу. Дункан корчит из себя короля, но разве король будет сидеть в Лоумпиане, когда его держава горит с трех сторон? Разве король будет сводить счеты и ревновать, когда гибнут люди?
Джеральд потряс головой, отгоняя навязчивое видение. Дункан Дангельт, огромный, краснорожий, стоит у камина, уперев руки в необъятные бока, а у его ног сидит шут — кривоногий карлик с широченными плечами и носом картошкой, не спускающий сальных глазок с придворных дам. Отпусти уродец бороду и напяль доспехи, получится отменный гном, но надень на него корону и горностаевую мантию, чем он будет отличаться от короля? Разве что скверной рожей и еще более подлым нравом. Бедная Олбария… Бедная Олбария и бедный Эдмунд, побеждавший драконов и проигравший змее.
— Бедный Эдмунд. — Почему он все время думает об убитом короле? Уж не потому ли, что без Доаделлинов Олбария задыхается, или все дело в Айнсвике, к которому они снова вернулись?
— Эдмунд Доаделлин умер так, как жил, — рука Джейн легла на его плечо, — он не мог иначе, но ты не должен попасть в тот же капкан.
— Моя леди знает много о Доаделлинах, может быть… Я хотел бы увидеть могилу Эдмунда, если она есть.
— Есть… В Грэмтирском лесу. Если идти от Сент-Кэтрин-Мид вверх по ручью до поваленного дуба, будет поляна. Там тоже растет боярышник…
— Моя леди там бывала?
Дженни вздрогнула, длинные ресницы медленно поднялись.
— Я была на могиле короля, — ее голубые глаза смотрели испуганно и печально, — в ночь, когда сожгли Сент-Кэтрин… Я бежала, за мной гнались… До самой поляны… Сначала много, потом трое…
Трое дурно пахнущих ублюдков, с хохотом загоняющих Дженни… Проклятье, ну почему его не случилось рядом, почему нас нет рядом именно тогда, когда мы нужнее всего?!
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
