– Ты говоришь, что я выставляю напоказ свои переживания, как какой-то знак доблести? Тогда найди этого Пола – как там его зовут – узнай о своем муже то, что ты не хочешь знать, возвращайся домой, продолжай жить своей безмятежной, благополучной и целомудренной жизнью, увядай и старей!
– Какая жестокость! Это ужасные слова! – Она опустила голову, и на ее длинных ресницах блеснули слезы. – Я думала, что ты мой друг.
Эван не ожидал, как подействует на него признание Роуэн. Взглянув на нее, он понял, что доверия, которое она питала к нему, больше нет. Он почувствовал себя хуже, чем в тот день, когда узнал, что Ребекка спит с его лучшим другом. А все потому, что его страшит мысль о том, что он не сможет дать Роуэн то, что она хочет.
Чувствуя отвращение к самому себе, он повернулся и подошел к окну.
– Ну, что ж, я подлец, так чего же ты ожидаешь?
– Я не считаю тебя подлецом, – мягко и беззлобно возразила Роуэн. – Мне просто кажется, ты боишься, что снова будешь страдать. Не будь одиночкой, Эван, ведь ты все-таки человек.
Он понял, что не дышал, пока не услышал, как за Роуэн тихо закрылась дверь.
Никто не говорил ей, что раны могут быть не только видимыми, размышляла она, в третий раз проводя кистью по одному и тому же месту на стене. У нее притупились все чувства – как будто рухнувшие на нее скалы навеки погребли ее под своим весом. С тех пор как они вернулись домой, не было ни одной жилки в ее теле, которая не трепетала от тоскливого сожаления, что у них с Эваном не получилось то, о чем она втайне мечтала. Она не может скрыть от себя тайную и, как оказалось, бесплодную веру в то, что их шаткие, сложные отношения когда-нибудь перерастут в более глубокие и продолжительные. Но Эван упорно не хочет понять, как мучительно она тоскует по нему. А теперь, овдовевшая и преданная мужем, она отвергнута мужчиной, к которому у нее возникло сильное чувство.
При создавшихся обстоятельствах можно сделать только одно – продолжать жить и начать все сначала, как она собиралась сделать, когда умер Грег. Она сделает подарок своему дому: составит план, будет ставить перед собой цель на каждый день и, добиваясь ее, перестанет оплакивать то, что произошло.
Но сказать всегда легче, чем сделать. Положив кисть и развязав ленту в «конском хвосте», Роуэн тряхнула головой так, что блестящие волосы разметались у нее по плечам, и вошла в кухню, чтобы включить чайник. Откусив кусочек печенья, она едва не поперхнулась, когда резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.
– Можно войти?
Роуэн знала, что это Эван, но, увидев, что он стоит под дождем перед ее дверью, она все-таки была потрясена. Направляясь к нему, она убеждала себя, что нужно быть отстраненной и холодной. Надо заставить его понять, что ее не проведешь. Но вся ее бравада мгновенно исчезла при виде затравленного взгляда зеленых глаз.
– Можно, раз ты уже здесь. – Повернувшись к нему спиной, Роуэн проскользнула мимо мебели, все еще загромождавшей коридор, и направилась в кухню.
– Я вижу, ты начала заниматься покраской, – с заметным усилием произнес Эван, как будто пытаясь скрыть то, в чем он не мог признаться.
– Мне нужна гостиная. – Она воткнула вилку чайника в розетку и принялась ставить чашки на блюдца. Такая мелочь, как изящный фарфор напоминает, что среди царящего в мире хаоса еще сохраняется красота. – Мне надоело жить, как беженке, в кухне.
Сзади послышался шелест, и, обернувшись, Роуэн увидела, что Эван снял мокрый плащ. Проведя рукой по влажным волосам, он огляделся с таким видом, будто намеревался остаться. Трепетный огонек надежды затеплился в ее сердце.
– Ну, вот, я пришел помочь тебе, – ворчливым тоном сообщил Эван и, прежде чем она успела сказать что-нибудь, скрылся в гостиной.
Роуэн пришлось пойти за ним.
– Ты вовсе не обязан делать это. Я сама справлюсь.
– В этом я не сомневаюсь, но вдвоем мы сделаем все быстрее, и ты сможешь вернуться к нормальной жизни.
– Если бы это было так легко. – Грустная улыбка промелькнула на лице Роуэн...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Утром у него опять дрожали руки. Выругавшись, Эван посмотрелся в зеркало и увидел неприкрытый страх в собственных глазах. Сейчас, скользя кистью по стене, он чувствовал, что постепенно успокаивается и обретает душевное равновесие. Дело, конечно, не в том, что он занят покраской, размышлял он. Просто когда с ним Роуэн, он чувствует себя лучше. Что-то в этой женщине облегчает душевную боль, и, хотя он знает, что не имеет права пользоваться ее добротой и душевностью, он ничего не может поделать с собой. Она страдает и сердится. Он не может дать Роуэн то, в чем она нуждается, потому что последние два года надломили его, но все равно ему хочется быть рядом с ней... хотя бы какое-то время. И если у него есть возможность порадовать ее, помогая привести в порядок дом или вернуть бодрость и здоровье, он только рад услужить.
– Уже появляется какая-то форма, правда? – оглядывая стены, окрашенные в мягкие тона сиреневого цвета, Роуэн удовлетворенно улыбнулась, видя, как посветлела прежде мрачная комната. На ней были старые, пузырившиеся на коленях джинсы, и мешковатая голубая рубашка. Взглянув на распущенные волосы и свежее лицо без малейших признаков косметики, Эван подумал, что Роуэн выглядит удивительно молодой и беззаботной. Но, заглянув в карие глаза, можно заметить затаившуюся в них боль, с горечью подумал он, сознавая, что тоже является причиной ее огорчения и грусти.
– Вечером я собираюсь заняться дверью, ты не возражаешь? Может быть, удастся закончить ее сегодня.
– Эван! Почему ты делаешь это? Ты чувствуешь, что обязан помогать мне из-за того, что произошло между нами, и мне ужасно сознавать это.
Положив кисть на крышку банки с краской, Эван выпрямился и тщательно вытер руки тряпкой, глядя на Роуэн спокойным уверенным взглядом.
– Я не чувствую, что обязан. Запомни это раз и навсегда.
Погрузившись в теплую душистую воду, Роуэн глубоко вздохнула, чувствуя, как постепенно перестает ныть усталое тело. Ванная осталась единственной комнатой в доме, которая казалась ей убежищем. Прежде чем начать ремонт в других помещениях, Роуэн повесила в ней красивые кружевные занавески, облицевала неровные стены керамическими плитками с изображением русалок и морских животных, заполнила две узкие полки многочисленными баночками и бутылочками с гелем, пеной для ванн, мылом и духами. Она побаловала себя, купив комплект мягких белых полотенец, которые аккуратной стопкой лежали поблизости от деревянного поручня в викторианском стиле. Старомодная ванна, покоившаяся на ножках, сделанных в виде лап, завершала картину.
Ни о чем не думая, Роуэн, закрыв глаза, лежала в ванне. Она попыталась обуздать свое воображение, когда поняла, что ее мысли неизменно возвращаются к Эвану, который до сих пор работает внизу.
Она никогда не думала, что можно получить удовольствие, наблюдая за мужчиной, занятым трудом. Роуэн смотрела, как под черной футболкой напрягаются сильные мышцы, а с красивого лица не сходит выражение сосредоточенного удовольствия, получаемого от работы. «Поэзия в движении» – сделала она вывод спустя десять минут, в течение которых украдкой поглядывала на Эвана из кухни. Все в нем очаровывало ее, потому что ему удавалось превращать обыденные занятия в красивое и удивительное священнодействие. Возникало ли у нее такое чувство, когда Грег занимался домашней работой? Память не сохранила этого. Сейчас она едва может вспомнить его лицо...
