Странное происшествие вернуло ее к действительности. По непонятной причине подол платья зацепился за заднюю стенку гардероба. Люция потянула платье на себя, но ткань не поддавалась. Она опустилась на колени и вгляделась в темноту шкафа. Поверхность дерева вокруг пойманной материи была ровной, без каких бы то ни было дефектов. Даже проведя пальцами по задней стенке, Люция не нашла никаких выступов или зазоров. Ткань словно приросла к дереву.
Люцию заинтересовало это непонятное явление, она вытащила из шкафа все платья и приступила к исследованию гардероба. Спустя несколько минут ее пальцы нащупали едва заметную кнопку в структуре дерева. Люция не замедлила нажать ее, и в задней стенке тотчас же бесшумно отодвинулась панель, явив взору потайное отделение. Женщина заглянула внутрь и вытащила оттуда черный колпак с густой вуалью. Надев колпак на голову, Люция обернулась к зеркалу. Хотя она отчетливо видела свое отражение, черты лица были полностью скрыты под вуалью. Древняя песенка жителей Тезира пришла ей на память, и Люция пропела несколько строк, но не узнала свой голос. Его вообще невозможно было определить – голос мог принадлежать мужчине и женщине, старику или юноше. Взрыв восторженного смеха сорвался с губ, и он тоже был волшебным образом изменен колпаком Лорда Глубоководья.
Так вот оно что! Ее юный любовник занимал место, на которое Люция претендовала в течение долгих лет. Каладорн может все отрицать, но она и так узнала от него достаточно, чтобы умиротворить Гарнет. Улыбка наконец-то приподняла уголки губ Люции, и тяжелое бремя тревоги упало с ее хрупких плеч.
Люция сняла колпак и положила его на место. Прежде чем закрыть дверь, она аккуратно расположила подол лилового платья таким образом, чтобы он был зажат панелью. Платья разместились в шкафу в прежнем порядке, так что можно было подумать, будто здесь ничего не трогали. Затем Люция надела костюм, в котором была накануне вечером. Как только порядок был восстановлен, она покинула дом Каладорна и направилась к Дому Удовольствий и Здоровья матушки Татлорн. После такого значительного успеха Люция считала себя вправе побаловаться массажем, маникюром, а может, и чем-нибудь еще.
Глава 5
Деревушка Таскерлейг осталась позади в двух днях пути, а Данила все еще никак не мог найти объяснение навалившимся на него неприятностям. По его глубокому убеждению, Элайт Кроулнобар скорее согласился бы породниться с троллем, чем путешествовать в его компании, и все же он настоял именно на этом. В припадке уныния Дан назвал их отряд «Калеки и Музыканты», и название прижилось, что, по его же собственному мнению, было дурным знаком.
Подобный союз, без сомнения, был самым странным из всех, заключенных Арфистом до сих пор. Эльф придерживался всех предрассудков, свойственных его расе, и сторонился дворфа, но, к удивлению Данилы, с Вином Эшгроувом он обходился ничуть не лучше, чем с Моргаллой. Менестрель не стал мишенью для острот Элайта, тот просто его не замечал. Хотя несколько раз Данила перехватывал взгляды Элайта, брошенные в сторону золотого эльфа, и тогда от холодной ненависти в янтарных глазах у него шевелились волосы на затылке. Вин со своей стороны, обращался со всеми одинаково учтиво, хотя и отстраненно, и, казалось, не замечал презрения своего сородича лунного эльфа. Если и существовала причина, которая хоть как-то сплачивала таких разных искателей приключений, так это был Вартайн. Мастер загадок раздражал всех в равной степени.
Зато наемники Элайта, в особенности чернобородый гигант Балиндар, были очарованы девушкой-дворфом. Как только солдаты узнали" что Моргалла – ветеран Союзной войны, ее забросали всевозможными вопросами. Город Глубоководье не посылал свою армию на защиту от захватчиков-варваров, и многие наемники Северных Земель считали, что пропустили самбе выдающееся и славное событие в своей жизни. Поначалу Моргалла стеснялась, но всеобщий интерес согрел ее душу, и к середине второго дня она скрашивала однообразие путешествия, рассказывая одну историю за другой. Дан тоже прислушивался к отрывкам разговоров и был очарован мягким звучным голосом Моргаллы и ее умением рассказчика. Он вспомнил, что девушка не считала себя бардом, но, на его вкус, она вполне заслуживала этот титул, даже если в ее Душе не было музыки. Да и в этом он сомневался. Каждый вечер, с тех пор как они покинули Глубоководье, Моргалла просила его сыграть на лютне и спеть. Она ни разу не присоединилась к его пению, но каждую мелодию и балладу слушала со смешанным выражением радости и неутоленной жажды на широкоскулом лице.
Данила перевел взгляд на Элайта. Тот скакал впереди, отдельно от всех, настороженно и чутко осматривая окрестности, как серебристый лис, с которым имел большое сходство. Дан не мог себе представить, какое сокровище толкнуло эльфа на столь трудное путешествие. В Глубоководье ходили слухи о его несметных богатствах. Элайт нередко нанимал отряды наемников и посылал их на поиски новых кладов, но в последние годы сам оставался в Глубоководье, занимаясь своими темными делами. Арфист ни на секунду не доверял эльфу, и чем скорее он узнает о тайной цели его путешествия, тем больше шансов на выживание будет у их небольшого отряда. Данила хлестнул поводьями своего коня – быстрого и выносливого гнедого Жеребца, которого он приберегал для дальних поездок, и вскоре догнал Элайта, ехавшего на поджаром вороном скакуне.
– Как поживает Гледдиш? – спросил Арфист, кивая на солдата, раненного в бою с гарпиями.
Гледдиш был одним из наемников, кого убийственное пение сирен превратило в живую статую. Столбняк прошел к сегодняшнему утру, и Данила надолго запомнил ужасные крики и жалобные стоны, разбудившие его на рассвете. В его сумке хранилось несколько флакончиков со снадобьем, уменьшающим действие яда, и один из них он дал Гледдишу. Это лекарство закрыло раны, нанесенные смертоносными когтями гарпии, и могло предотвратить заражение, но человек потерял слишком много крови. Данила подозревал, что у Гледдиша были еще раны, о которых он не сказал. Солдат держался на лошади с упрямством стоика, но всю дорогу молчал, а его лицо оставалось почти таким же серым, как единственная прядь волос, свисавшая с его раненого плеча. И все-таки Гледдиш оказался удачливее своего товарища северянина, который был ослеплен ядом чудовища. По приказу Элайта слепой был избавлен от агонии, и его тело осталось на поле боя.
– Гледдиш выглядит очень подавленным, и мне не нравится цвет его лица, – продолжал Данила. – Но я слишком плохо его знаю, чтобы определить, насколько это нормально для него.
Элайт страдальческим взглядом окинул человека, всем своим видом показывая, что вынужден терпеть присутствие Данилы как одно из неудобств, связанных с путешествием.
– Гледдиш – наемный солдат, а не чей-то любимый родственник. Ты знаешь его так же хорошо, как и я.
– Ага. Хорошо, закроем эту тему, – сдержанно произнес юноша.
– Надеюсь, что так и будет.
После недолгого молчания Данила сделал еще одну попытку:
– Со всей откровенностью могу сказать, я никогда бы не подумал, что твой союз с бардами и Арфистами может стать реальностью.
