– Слышала мнение Уильяма Барроуза? Паранойя – это знание всех фактов. – Натали окинула взглядом комнатку: – Неплохое местечко для работы, как по-твоему?
– Что ты хочешь сказать? – уточнила Энджи, не сводя глаз с матери.
– То самое. Не желаешь ли пожертвовать двумя-тремя часами своего времени, чтобы нам помочь?
– Двумя-тремя? – невесело усмехнулась Энджи. – Скажи лучше – всей жизнью.
– Жизни не хватит, – возразила Натали. – Но сейчас, пока ты ищешь, где на хлеб насущный заработать…
Натали с ее уловками Энджи видела насквозь, но тем не менее кивнула в знак согласия. Не вечно же ей здесь работать, в конце концов, а пока суд да дело – почему бы и нет? Все равно в Нидхэм ей теперь дорога заказана.
– Ладно, мам. Но учти – это временно.
ГЛАВА 13
Мишель ползала на четвереньках по ковру, собирая самые большие осколки разбитых ваз и зеркал. Глаза ее были сухими, она устала плакать после бесплодных поисков Поуки и задолго до того, как попыталась мало-мальски навести порядок в разгромленных детских. От мысли хоть что-нибудь спасти пришлось отказаться. Мишель наполнила шесть самых больших мешков для мусора изуродованными подушками и матрацами, раздавленными игрушками, в клочки разодранными книжками и постерами – словом, ошметками материальной жизни двоих ребят. Фрэнк помог ей вернуть на место двухэтажную кровать в комнате сына, но на большее его не хватило. До предела измученный, избитый, со сломанным ребром, он наконец позволил ей уложить его в постель. Мишель с Фрэнком решили, что детям сегодня ни к чему видеть лицо отца, сплошь в синяках и кровоподтеках. Да и завтра, наверное, тоже. Мишель и та испугалась при встрече с мужем. Дома она сразу же бросилась за льдом, сделала холодные компрессы, но время было упущено. На Фрэнка без страха нельзя будет взглянуть еще как минимум неделю.
Мишель уже хотела подняться, когда заметила под кушеткой еще несколько больших осколков, потянулась за ними… Боже, боже! Ровно двадцать четыре часа назад она стояла на коленях на этом самом месте и точно так же протягивала руку под кушетку. Но дом ее тогда дышал чистотой и уютом, а достать ей нужно было всего лишь безобидные кубики «Лего». Горячие ручьи вновь потекли по щекам. Мишель замотала головой, сквозь слезы глядя на свои полные осколков руки. Даже слезы не вытрешь. Впрочем, какая разница! Столько слез все равно не осушишь, так что нечего силы попусту тратить. Ощущение такое, будто едва выжила после страшной автомобильной катастрофы. Господи, как же она была права, повторяя, что большинство несчастных случаев происходит дома!
Когда кошмарная ночь, которая, казалось, будет длиться вечно, все же закончилась, Фрэнк вызвал адвоката, и тот освободил их обоих из тюрьмы. Коротышка в баснословно дорогом костюме, адвокат по имени Рик Брузман, оказался личностью весьма профессиональной, но малосимпатичной и, на взгляд Мишель, крайне черствой. Мишель пыталась объяснить ему, что они с Фрэнком невиновны, что полиция проявила по отношению к их семье нечеловеческую жестокость и что подобное изуверство непременно должно быть разоблачено на первых полосах газет.
– Первые полосы вам обеспечены, – с ухмылкой заявил Брузман. – А вот разоблачения не гарантирую.
Он явно пропустил мимо ушей все, что успела высказать ему Мишель, – наслушался, должно быть, за свою практику жалоб других, на самом деле виновных клиентов. Действовал он быстро и со знанием дела: освободил Мишель, вернул детей под ее опеку, существенно снизил залог для Фрэнка и вытащил его из камеры предварительного заключения, но от него веяло холодом. Рядом с Риком Брузманом Мишель чувствовала себя большей преступницей, чем даже в окружении копов, с наручниками на запястьях.
Все еще с мокрыми от слез щеками, она наконец поднялась с колен и в который раз обвела гостиную тоскливым взглядом. Пусть они были уверены, что в доме спрятаны наркотики или еще какая-нибудь гадость; пусть у них был ордер на обыск… Но зачем же рвать, ломать и крушить все, что попадается под руку?!
Мишель выбросила осколки в мусорный бак, который заранее поставила посреди комнаты, и снова огляделась. Все картины сорваны со стен, холсты искромсаны, рамки разломаны. Поперек самого большого зеркала легла зигзагообразная трещина. Вещи изо всех ящиков расшвыряны по полу. Обивка кресел, дивана, пуфиков вспорота; внутренности вылезли наружу. Диванные подушки выпотрошены, и пустые чехлы валяются вокруг, словно гигантские, сыгравшие свою роль презервативы.
«Мерзкое зрелище, – думала Мишель, плетясь за новым пакетом мешков для мусора. – Мерзкое… хотя и не без чудовищно грубой сексуальности». Дом ее разорен. Сама она чувствует себя так, словно подверглась зверскому нападению и изнасилованию на глазах у детей и мужа. Вернуть уют дому непросто, но возможно, а вот память о страхе, слезах и грязи душевной неистребима.
Мишель тоскливо посмотрела в окно. Нужно бы выйти за стульями, заполонившими лужайку во дворе наподобие пьяных в стельку родственников, свидетелей и свидетельств семейной трагедии. Нужно бы выйти и ради бедного Поуки… вдруг на этот раз найдется? Но она боялась ступить на крыльцо и шагнуть за ворота; ей не хватает мужества вновь ощутить на себе любопытные взгляды соседей. «Страх страхом, но привести в порядок и дом, и двор придется, – сказала она себе. – Чтобы не добавлять страданий детям. Только вот дел столько, что не знаешь, за что хвататься в следующую очередь. Руки опускаются».
Так и не распечатав новый пакет мусорных мешков, Мишель поднялась на второй этаж, прошла по коридору мимо пустых, обезображенных детских и осторожно открыла дверь в спальню. Фрэнк, избитый, искалеченный, с заплывшим глазом, недвижно вытянулся на кровати. Дремлет? Она понимала, что не надо бы его будить: покой ему необходим… Но не было сил уйти.
Стоило Мишель опуститься на кровать, как Фрэнк открыл глаза. И стоило ей встретить страдальческий взгляд любимых черных глаз, как ее собственные вновь наполнились слезами.
– О, Фрэнк! Это ужасно! Они нас уничтожили!
– Ничего подобного. – Выпростав из-под одеяла руку, Фрэнк обнял жену и сморщился.
Боже, как ему, наверное, больно! Но как приятно ощущать его тепло и нежность… Пока Мишель рыдала, рука мужа лежала на ее плече, дарила утешение, вливала силу.
– Девочка моя, они на нас напали, это правда. Но не уничтожили. Я не знаю причины обыска, не знаю, кому такое пришло в голову, но я это выясню. Клянусь, девочка, им это с рук не сойдет! Мы уже заполучили лучшего из адвокатов города. Копы вывернули дом наизнанку, но ничего не нашли. Ни-че-го! Подбросить какую-нибудь гадость, на наше счастье, не рискнули.
Мишель содрогнулась. Неужели та кошмарная ночь могла закончиться еще трагичнее?
– Мы подадим в суд на город, на округ, на штат. Составь список всего, что было сломано, разорвано и разбито. Они за все заплатят! – Фрэнк приподнял голову: – Тебя ведь не тронули, малышка?
– Нет-нет, – заверила Мишель. —Но почему это случилось? Как можно было…
