Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 267
Если бы не брюки — в брюках даже хорошему пловцу плавать трудно, — происшествие с Андреем окончилось бы для него приятным купанием в теплой воде. Скоро — ведь из Батума наблюдали гибель транспорта — здесь будут катера и лодки, все поспешат спасти людей. Только мало кто спасся, по крайней мере триста раненых так и остались на нижних палубах.
Андрей решил было плыть к миноносцу, размышляя, стащить ли брюки, — но тогда останешься вообще и раздетым, и разоренным.
«Ладно, всегда успею». Неподалеку раздался крик:
— Андрей! Андрюша! Помоги! Скорее!
Андрей поплыл на крик — голова человека была совсем рядом, но разглядеть ее черты все не удавалось — солнце отражалось от морской ряби и било в глаза.
Оказывается, звал его Иван Иванович — он плыл, продевшись в спасательный круг, но при том мучился, потому что на этот же круг он норовил поставить свой чемодан, с которым так и не расстался, но круг не выдерживал дополнительного веса и переворачивался — крестьянский сын отчаянно откидывался назад, чтобы создать противовес чемодану, но видно было, что в этой борьбе он изнемогает и скоро вынужден будет сдаться.
— Андрей, — прохрипел Иван Иванович, — спаси…
— Да ты брось чемодан, — сказал Андрей. — Нас обязательно спасут, ты не бойся. И брось чемодан.
— Я не могу его бросить, — сказал Иван Иванович, подтягивая к себе чемодан и пытаясь перехватить ручку другой рукой. — В нем вся моя жизнь. Это сокровище… Андрей! Наука… нам этого… не простит.
Чемодан потянул Ивана к себе, и тот вынужден был окунуться, следуя за чемоданом, и это движение было комическим со стороны, но наверняка ужасным для Ивана Ивановича, — так и не выпуская чемодана, он последовал за ним в глубину, спасательный круг встал на ребро, и на поверхности в его кольце оказались лишь ноги крестьянского сына и его длинные полосатые трусы.
Андрей в два гребка оказался рядом и, обхватив крестьянского сына руками за пояс, дернул его на себя — сопротивление чужого тела было велико. Андрей почувствовал, что вот-вот надорвется — но все же хоть и с неохотой, море выпустило голову Ивана — глаза выпучены, рот раскрыт, лицо перекошено мучительной гримасой — он жадно дышал — все-таки удержался, не нахватался воды! И главное, пальцы его были судорожно сплетены вокруг ручки чемодана.
Андрей, чувствуя, что инерция движения закидывает Ивана назад и сейчас он снова уйдет в воду, только затылком вперед, поддержал его, стараясь свободной рукой освободить чемодан из его пальцев, но Иван зарычал — хотя только что был почти в беспамятстве — и стал рваться из рук Андрея. Андрей понял, что в помраченном сознании Ивана осталась лишь одна цель — спасти чемодан.
— Ну и черт с тобой! — закричал Андрей. — Так ты сам погибнешь и еще меня утянешь.
— Я поделюсь, ты поймешь, — хрипло закричал Иван. — Это нельзя погубить — это важнее для нас… это важнее, чем Шлиман, клянусь, это будет наша с тобой общая находка.
Андрей отлично понимал, что в чемодане лежит груз опиума, стоящий немало тысяч рублей, — светлое будущее, каким оно представляется корыстолюбивому мозгу Ивана Ивановича.
Иван плакал — странно было видеть и угадывать слезы на мокром от морской воды лице.
— Андрей, я тебя умоляю… я назову сына твоим именем!
Почему именно это обещание должно было растрогать Андрея, неясно, но Иван оставил его напоследок как тяжелую артиллерию.
Во время обмена репликами Андрею все время приходилось поддерживать и чемодан, и его владельца. Он устал и начал крутить головой в надежде увидеть какую-нибудь доску или бревно, чтобы можно было положить на него чемодан. В рассказах о кораблекрушениях по соседству с терпящим бедствие героем всегда оказывается доска или бревно, но ничего подобного Андрею не попалось — впрочем, много ли бревен и досок на палубе военного транспорта?
Так что Андрею, чтобы не слышать более стенаний крестьянского сына, пришлось плыть рядом с ним, поддерживая проклятый чемодан и подгребая одной рукой.
Плыть таким образом было нелегко, и Андрей уже готов был плюнуть на все и отправить чемодан на дно, как увидел, что на них надвигается нос шлюпки — это была шлюпка с миноносца, в которой было уже немало спасенных. К счастью, вода была теплой. Матросы сначала отказывались взять на борт переполненной шлюпки чемодан, но Иван Иванович кусался, вырывался из их рук, предпочитая сгинуть в пучине вместе с чемоданом. Пришлось вступиться Андрею, он сказал офицеру, который командовал шлюпкой, что в чемодане важные научные материалы. Лейтенант смилостивился. Чемодан был спасен.
Когда шлюпка подошла к миноносцу и надо было подниматься на его, такой низкий после борта транспорта, борт, Ивана Ивановича оставили силы — он лежал на дне шлюпки, прижимая к себе чемодан. Андрею пришлось вместе с чертыхающимся матросом втаскивать Ивана и чемодан на палубу, где Иван отказался опускаться в кубрик, потому что боялся утонуть, когда и миноносец утонет.
Андрей потерял интерес к свихнувшемуся археологу и пошел по узкому и такому тесному миноносцу, заглядывая в лица тех, кого подняли на борт, — почему-то ему так хотелось найти девушку, прыгнувшую с верхней палубы в море и подавшую Андрею пример, — он был уверен, что узнает ее. Спасенные женщины — большей частью сестры милосердия — были закутаны в простыни и одеяла; их звали внутрь, но почти никто не согласился. Как и Иван Иванович, они более всего сейчас боялись закрытого пространства.
Андрей взглянул туда, где потонул «Измаил». Там было совсем тихо и спокойно — только одна из шлюпок медленно пересекла это пространство, на котором виднелись плавающие предметы, но не было более видно человеческих голов.
Андрей представил себе, что обтекаемое акулье тело «Измаила» уже достигло дна, подняло тучу ила и осторожно и важно устроилось на вечную постель в мертвой, без живых существ, глубине Черного моря. Внутри корабля еще не все погибли — в некоторые помещения вода не проникла, переборки и двери удерживают пузыри воздуха. И там, в кромешной тьме, не понимая еще, что никто никогда не придет к ним на помощь, ползут к дверям раненые, разматывая по полу бинты, и зовут сестер или доктора, и есть среди них сестры, которые не побежали наверх со здоровыми, а остались с немощными, потому что в том был их христианский долг. Они не думают о смерти, только о долге, и сейчас, в последние минуты, пока не хлынула, не прорвалась холодная вода, сестра милосердия шарит руками в темноте, отыскивая стонущих и зовущих ее страдальцев и стараясь тихим голосом утешить их, обещая помощь и спасение, а может, и сама веря в то, что помощь придет… И радостно откликаются раненые на стук в переборку — стук снаружи! И не знают, что стучат такие же, как они, жильцы еще одной обреченной планеты — еще одного пузырька воздуха.
С палубы миноносца Андрею было видно, как из глубины моря вырвался воздушный пузырь, взболтнув спокойную воду и разбегаясь по морю концентрическими кругами.
* * *
На борту миноносца было тихо, а может быть, Андрей, занятый наблюдениями и погруженный в мысли, ничего не слышал. Но его вывел из задумчивости шум машин миноносца, слышный на маленьком корабле куда явственнее, чем на транспорте, и даже передающийся трепетом железной палубы под ногами. Миноносец начал делать широкую эволюцию, как бы совершая печальный крут почета над местом гибели «Измаила», затем он постепенно разогнался — и вот уже перед его носом появился белый бурун, «Фирдониси» взял курс на Батум.
Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 267
