что имплантация сохраняет столь жизненно важные связи между пересаженными клетками сетчатки. То, что вы чувствуете — не что иное, как реакция глаз на пересадку и правильное развитие тканей. Рост, заживление и ваше выздоравливание.
— Но разве должны быть такие ощущения? Словно в глазах что-то движется?
— Конечно, конечно же должны. Развитие, изменения.
Арт хотел ему верить. Этот парень был специалистом по сетчатке. Немного чудной, может быть, но с хорошими рекомендациями, и вроде как, один из лучших. Каждую неделю Моран проводил дюжину таких операций. И всё же, ощущение чего-то аномального оставалось. Даже когда доктор в подробностях рассказывал о пересадке тканей и о чудесах, которые она может вызвать, Арт что-то чувствовал в глазах. А может прямо за ними — тянущее, скользящее и распирающее движение, словно там вызревало нечто чужеродное.
— Просто немного потерпите, мистер Рид, — сказал доктор Моран. — И привыкнете.
* * *
Но Арт так и не привык.
Две недели спустя ничего не закончилось, стало только хуже. Да, зрение было превосходным, Арт не жаловался. Видел он отлично, но глаза всё ещё зудели и слезились, а эти извивающиеся и пульсирующие движения, напоминающими биение крошечных сердец, порой сводили с ума. Частенько Арт просыпался глубокой ночью, а его глаза были широко открыты и пристально смотрели. Он рассказывал об этом Линн, но та всегда спрашивала, откуда Арту знать, было ли так когда он спал. Может он просто распахнул глаза, когда проснулся, и подумал, что они были широко открыты.
Но, опять же, Линн не понимала, а Арт не мог найти слов, чтобы объяснить.
Глаза действовали… самостоятельно. Как будто по собственной воле. Абсолютное безумие, Арт не осмеливался говорить об этом Линн, но они словно обладали собственным разумом. Казалось, они хотели всё разглядывать. Разглядывать то, на что ему самому было неинтересно смотреть. По крайней мере, так казалось. Арт ловил себя на том, что бесконечно долго смотрит на комнатную муху, потирающую передними лапками, или, может пристально разглядывать текстуру древесной коры, или висящую на небе луну. Подобные вещи, имеющие отношение к природе, никогда его не интересовали. Он любил спорт. Арт был фанатом ESPN.[56] Баскетбол, американский футбол, бейсбол или футбол. Что угодно. Но всякий раз, когда он садился перед телевизором, чтобы посмотреть что-нибудь из спорта, или хотя бы фильм, глаза начинали болеть, становились сухими и болезненными, и всё, что Арт мог сделать, это закрыть их.
Глаза не хотели смотреть спорт, новости или боевики — их интересовало другое. Телевизор им был ни к чему, но книги они любили. Арт не был заядлым читателем, но вдруг оказалось, что он ходит в библиотеку и листает книги по зоологии, анатомии, физике и математике. Скучные учебники, от которых он не мог отвести взгляд. Арт пытался их читать, но они были невероятно скучными и казались полной бессмыслицей. Тем не менее, его глаза продолжали смотреть, сканируя страницы, фотографии и диаграммы. Казалось, их особенно интересовали фотографии других миров, далёких звёзд и скоплений.
Арт сходил с ума.
Он знал, что сходит с ума. Глаза принадлежали ему. Они не обладали ни собственной волей, ни каким-либо независимым разумом. По сути, это были органы, сформировавшиеся для того, чтобы помогать животным ориентироваться и выживать в трёхмерном мире. Ничего более. Но если так…, то почему Арт не мог отвести взгляд от тех скучных текстов? Почему всякий раз, когда он пытался это сделать глаза пульсировали и болели? И почему Арт не мог смотреть телевизор, или делать то, что ему нравится? Почему казалось, что глаза берут контроль на себя, захватывают его зрение, которое собираются использовать в собственных интересах и только для своих целей?
Однажды ночью, лёжа в постели без сна и изучая глазами полную луну, плывущую за окном, Арт подумал: разве ты не понимаешь, что происходит? Ткань, которую пересадил доктор Моран, не является обычной. Это нечто другое, что-то, чего не должно там быть. Она не становится частью твоих глаз, но делает глаза частью себя.
Но то была безумная мысль.
Она должна была быть безумной.
* * *
Несколько ночей спустя Арт опять проснулся с широко раскрытыми глазами и, на этот раз, они разглядывали звёзды за окном. Даже голова оперлась на подушку так, чтобы лучше видеть созвездия. Арт встал с кровати: сердце бешено колотилось, дышать получалось короткими, резкими вздохами. Он попытался зажмуриться, но не смог.
Глаза отказались.
Арт пошёл в ванную, плеснул в лицо водой, а затем закапал глазных капли. Толку не было. Веки не закрывались, словно управляющие ими мышцы парализовало. Паникующий Арт стоял перед зеркалом, размышляя: стоит ли будить Линн, или нет. Он уставился в зеркало осознавая — что-то неправильно, совершенно неправильно.
Его глаза были неестественными.
Веки сморщились, выглядя бледными и почти рудиментарными. А сами глаза… они ему не принадлежали. Это были уродливые, чужеродные глазные яблоки размером с мячи для гольфа, огромные, распухшие и стеклянные. Склеры были уже не белыми, а бледно-розовыми, как жевательная резинка, а радужки, которые всегда были темно-коричневыми, стали яркими, почти пронзительно красными, пронизанные полосами более тёмного малинового цвета и нитями металлически-жёлтого. Зрачков не было. Радужки их поглотили, и пока Арт смотрел, они, казалось, постоянно расширялись, вдавливаясь в сами белки… или туда, где должны были быть белки.
Теперь он был вне себя от паники.
Это было нечто большее — безумный, немой ужас, от которого горло казалось набитым тряпками. Пытаясь дышать, думать, пытаясь осознать нечто, по сути, непознаваемое, Арт надавил пальцем на левый глаз. Должна была быть какая-то боль, но он не почувствовал ничего. Вообще никаких ощущений, будто его нервы больше не были соединены с этими выпуклыми рубиновыми сферами. Что заставило Арта отдёрнуть руку, так это ощущение глаза. Ощущение не обычной плоти, но мягкой и пульпообразной на ощупь, подобно мякоти гниющего фрукта, в которую можно погрузить палец.
Омерзительно.
Желание закричать появилось от внезапного, почти истерического осознания того, что не только Арт смотрел на глаза, но и они смотрели на него. Изучающие, оценивающие; почему-то потрясённые увиденным, словно Арт был каким-то ползучим отродьем, чем-то презираемым и что они хотели бы раздавить. Арт не мог оторвать от них взгляда… или они от него. Казалось, что глаза, красные, злобные и абсолютно непристойные, становятся больше, абсолютно доминируя над лицом. Поверхность каждого глаза покрывала желеподобная плёнка, которая лишь увеличивала то, что находилось под ней.
— Что за?.. — услышал Арт свой голос. — Что ты, блядь, такое?
Словно в ответ, они начали двигаться в
