принял посвящение в сан митрополита Киевского в Москве от Московского Патриарха и торжественно обещал повиноваться ему во всем, подчинение Киевской митрополии Московскому Патриарху уже совершилось на деле. Но пока Константинопольский Патриарх не изъявил своего согласия, присоединение не могло еще считаться совершенно законным. Притом гетман и Четвертинский считали необходимым, чтобы Константинопольский Патриарх знал о совершающемся подчинении Киевской митрополии Московскому Патриарху и дал на это свое согласие: они опасались, чтобы Вселенский Патриарх не поразил их своим проклятием, чему уже бывали примеры 35. Немедленно после посвящения Гедеона отправлено было посольство в Константинополь, и через год получены грамоты от Патриарха Константинопольского Дионисия и Иерусалимского Досифея, разрешающие подчинение южнорусской Церкви Московскому Патриарху 36.
Таким образом благоразумный и деятельный Патриарх Иоаким блистательно довершил то, чего не успели в свое время сделать великий Патриарх Никон и незабвенный гетман Богдан Хмельницкий 37. Присоединение Киевской митрополии к Москве имело весьма важное значение для современной церковной и государственной жизни. С одной стороны, оно давало Московскому первосвятителю возможность следить за учением православной веры на юге, не допуская лжеучений, притекающих с Запада. С другой – предотвращалась возможность участия духовных властей в смутах, возбуждаемых честолюбцами, которые постоянно находили поддержку в местном духовенстве 38. Наконец, самое соединение политическое, совершенное Богданом, оставалось непрочным без единства религиозного, которое одно могло связать неразрывными узами малороссийский юг и великорусский север в одну обширную Россию посредством единства Церкви.
Совершив великое дело соединения, Иоаким явил себя самым глубоким политиком XVII века, тем более что светлый ум его прозревал еще далее для блага и силы России. В нем созрела обширная мысль: соединить под властию патриаршего престола всея Руси, как основанного Первозванным Апостолом, всех православных наших единоплеменников на юге Европы. Эту мысль подтвердил сербский митрополит Савва II Бранкович, приезжавший в Россию для сбора в пользу своей кафедры, разоренной междоусобиями 39. Выехавший из Болгарии в Москву князь Ростислав Страшимирович еще более утвердил Иоакима в его намерениях: обласканный Патриархом, он обещал склонить к церковному соединению не только своих единоземцев, между которыми имел много приверженцев, как единственный потомок государей болгарских 40, но даже и сербов с черногорцами и молдаван с волохами. Иоаким надеялся преклонить Вселенского Патриарха к отказу от духовной власти над этими странами, как достиг той же цели относительно Малороссии; но племянник его Дубровский, посланный им в Царьград для предварительных переговоров с греческим духовенством и турецким правительством об этом деле, едва спасся от разъяренной черни, когда в Константинополе получено известие, что в Москве подписан (26 апреля 1686 г.) наступательный и оборонительный союз с Польшей против Крыма и Турции 41. Эта неудачная попытка завоевания Крыма, предпринятая по внушению славолюбивого князя В. Голицына, вопреки желанию Патриарха Иоакима, вопреки убедительному молению Цареградского Патриарха 42 и настояниям умного гетмана Самойловича 43 – послужила препятствием к тому великому делу, которое и доныне еще не вполне совершилось: мы разумеем здесь освобождение православных славян, и в особенности многострадального народа болгарского, от греческой иерархии и возвращение им права иметь своих единоплеменных архипастырей и возносить свои молитвы перед престолом Божиим на своем родном языке.
Примечания
1 Устрялов в своей Русской Истории говорит, что «местничество в некотором смысле стесняло даже власть самодержавную, ибо воля государя была священна во всех случаях, кроме расчетов об отечестве: подданные беспрекословно исполняли все веления его, не роптали на самые тяжелые опалы, отнимавшие у них имущество, свободу, жизнь; но как скоро сталкивались права родословные, обиженный отказывался от назначенной ему должности и часто охотнее подвергался ссылке в Сибирь, чтобы только не запятнать своей чести, т. е. не стоять на равной степени с товарищем, прапрадед которого был в низшем звании в сравнении с его прапрадедом. Легко вообразить, до какой степени озабочивали государя пустые споры людей, самых близких к престолу, и сколь пагубны были неминуемые следствия несогласия, порождаемого местничеством, особенно в военное время. Эти споры погубили Шеина под Смоленском, Ромодановского под Конотопом, Шереметева под Чудновом и Хованского в Литве».
2 Патриарх сказал, между прочим, что от местничества, «аки от источника горчайшаго вся злая и Богу зело мерзкая и всем нашим царственным делам вредительная происходили, и благое начинание яко возрастную пшеницу терпение подавляло и до благополучнаго совершения к восприятию плодов благих не допускало, и не точию род, егда со иным родом за оное местничество многовременныя злобы имел, но и в едином роде таковое ж враждование и ненависть содевались; и аще бы о всех тех противных случаях донести вашему царскому величеству, то б от тягости ваша царская ушеса понести сего не могли. Аз же и со всем освященным собором не имеем никоея достойныя похвалы принести великому вашему царскому намерению за премудрое ваше благоволение» (Соловьев, История России, XIII, 320).
3 «Скорбного главою», по выражению современников, и вовсе неспособного к делам правления.
4 После своего покаяния на Соборе 1667 года Никита опять совратился в раскол и успел приобрести себе у раскольников громкую репутацию непобедимого книжника. Сам Хованский сказал про него, «что он всем заградит уста, что и прежде никто не мог его перекричать».
5 Некоторые из бунтовщиков сказали царевне: «Пора, государыня, давно вам в монастырь: только-де царством мутит».
6 В числе последних был и Савва, позднее написавший раскольничью «Историю о вере, или Сказание о Соборе 1682 года». Отобранная у товарищей Пустосвята при следствии над ними книга показала, какими низкими уловками вовлекали они простых людей в обман. В этой старинной книге все слова, которые говорили против раскола, были подскоблены и заменены другими, согласно с мыслями раскола.
7 Многие тысячи раскольников, преступая клятву в верности царю, бежали за границу и завели там гнездо раскола. Так основались в Лифляндии известные поселения раскольников на берегу Пейпуса. Другие в 1683 году перешли за рубеж польский и основали долго бывшую в славе у раскольников Ветку и столь же славное Стародубье. Иные делали еще хуже: бежали в Крым к татарам и оттуда вместе с мусульманами то с моря, то сухим путем делали набеги на Россию, грабили и убивали христиан; или скрывались в гребнях Кавказа близ рек Терека и Кумы и оттуда делали набеги на мирных поселенцев по примеру диких горцев.
8 Цель и пределы наших «Рассказов» не дозволяют нам входить в подробности истории раскола и его толков.
9 Не говорим здесь о ересях случайных, не составляющих сущности раскола, каковы, например, мнение Аввакума, что Троица Трисущна в трех равных естествах, что Христос Бог особый сидит на четвертом
