Пройдут дни и недели, весь этот ужас останется позади, мы ознакомим вас со всеми фактами, относящимися к этим событиям, дабы они послужили нам предупреждением, ибо за него мы уплатили человеческими жизнями и поколебленной верой в наши демократические институты. Однако позволю себе напомнить, что эти институты остались незыблемы, доказав тем самым свою жизнеспособность. И так будет всегда.
В течение следующего часа будут произведены срочные совещания, в которых примут участие Белый дом, государственный департамент, военное министерство, лидеры большинства и меньшинства в конгрессе и сенате, а также Совет национальной безопасности. Начиная с завтрашнего дня, по согласованию с другими правительствами, будут ежедневно выходить специальные коммюнике, касающиеся всех ставших нам известными фактов.
Кошмару положен конец. Пусть же солнце правды воссияет над нами и рассеет мрак.
А еще через день новый заместитель начальника Центрального разведывательного управления Питер Стоун в сопровождении капитана Ховарда Пакарда и лейтенанта Уильяма Лэндиса были приглашены в Овальный кабинет Белого дома. О почетных наградах, предложенных им, позднее нигде не было сказано ни слова. Собственно, в этом и не было необходимости, поскольку каждый из них с глубоким уважением и благодарностью – но без сожаления – отказался их принять, заявив, что все связанные с этим делом почести принадлежат человеку, который в настоящее время пребывает за пределами Соединенных Штатов.
А еще через неделю в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, актер Калеб Даулинг ошарашил продюсеров телевизионного шоу “Санта-Фе”, отказавшись от продления выгодного контракта. Он не стал ничего объяснять, заявил только, что проводит слишком мало времени со своей женой. И теперь они собираются поездить по белу свету вдвоем. А если не хватит денег, то, черт побери, она всегда может сесть за пишущую машинку, а он давать уроки.
А пока что – чао, друзья.
ЭПИЛОГ
Женева. Город солнца и ослепительных бликов.
Джоэл и Валери Конверс сидели у бронзовых перил “Ша ботэ” за тем же самым столиком, где все и началось. Движение по набережной Монблан было размеренным и неторопливым – смесь целенаправленности и учтивости. Проходя мимо них, люди бросали на Джоэла взгляды, которые как бы говорили: “Вот он. Тот самый человек…” Поговаривали, будто он поселился в Женеве, по крайней мере на время.
Во втором коммюнике, распространенном по всему свободному миру, были даны откровенные, но, по настоянию Джоэла, довольно краткие разъяснения относительно его роли в трагедии, связанной с деятельностью “Аквитании”. Все ярлыки и все обвинения были с него сняты, заслуги признаны официально, но, по соображениям безопасности стран НАТО, без особых разъяснений. Он наотрез отказался давать какие-либо интервью, хотя средства массовой информации всячески раздували его приключения в Юго-Восточной Азии, проводя параллели с драмой генералов. Его несколько успокаивал тот факт, что, как это уже было в прошлом, интерес к нему быстро иссякнет, особенно в Женеве, городе, лишенном всякой сентиментальности.
Они сняли дом на берегу озера, дом, принадлежавший некогда художнику, со студией, выходящей на озеро, стеклянная крыша которой давала прекрасное освещение с восхода до захода солнца. Контракт на аренду дома в Кейп-Энн был расторгнут, арендная плата полностью выплачена, и он снова вернулся в собственность риэлтерской фирмы в Бостоне. Приятельница, соседка Вэл, упаковала вещи Валери – холсты, любимые кисти и мольберты – и отправила все в Женеву. Теперь она работала каждое утро по нескольку часов и была счастлива, как никогда в жизни. Настолько счастлива, что даже позволяла Джоэлу делать кое-какие замечания. Он считал ее работы вполне приемлемыми, но при этом громко вопрошал, что выгоднее – быть “озеристкой” или “маринисткой”. Правда, потом ему пришлось два дня вымывать из волос краску. – Джоэл тоже не остался без работы – теперь он возглавлял европейский филиал фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон”. Впрочем, получаемый им в этом качестве доход не был для него жизненно важным фактором: Конверс никогда не относил себя к числу адвокатов, образ которых постоянно навязывается кино– и телефильмами – по воле сценаристов, те адвокаты если и берут гонорары, то крайне редко. Поскольку его юридические таланты оказались необходимы для сбора решающих доказательств, он выставил счета на четыреста тысяч долларов правительствам крупных стран и на двести пятьдесят тысяч долларов правительствам менее богатых стран. Никто не спорил. Общая сумма составила что-то более двух с половиной миллионов долларов, которые он благополучно положил под хорошие проценты в швейцарский банк.
– О чем ты думаешь? – спросила Валери, дотрагиваясь до его руки.
– О Хаиме Абрахамсе и Дереке Белами. Их не нашли, и не знаю, найдут ли. Но все-таки я на это надеюсь, иначе в один прекрасный день все начнется сначала.
– Нет, Джоэл, с этим покончено, и ты должен в это верить. Но это не то, что я хотела сказать. Я имею в виду – как ты: о чем ты думаешь, что чувствуешь?
– Трудно сказать. Знаю только, я должен был приехать сюда и должен был все выяснить. – Он взглянул на нее, увидел каскад темных волос, обрамлявших любимое лицо, и добавил: – А теперь – внутри пустота. Но зато есть ты.
– И нет ни обиды, ни злости?
– По отношению к Эвери, Стоуну или другим – нет. Все в прошлом. Они делали то, что должны были делать, у них не было выбора.
– Ты гораздо великодушнее, чем я, мой дорогой.
– Просто я больший реалист, вот и все; получить доказательства можно было только проникнув в их ряды со стороны. Поэтому им требовался аутсайдер. Ядро заговорщиков было слишком крепким.
– Думаю, они просто подонки. И трусы.
– Я так не считаю. Мне думается, их следовало бы канонизировать, изваять в бронзе, воспеть в поэмах, прославить в веках.
– Чепуха! Как ты можешь говорить такие вещи? Джоэл взглянул в глаза Валери.
– Могу. Потому что теперь ты здесь. И я здесь. И ты теперь “озеристка”, а не “маринистка”. И я не в Нью-Йорке, а ты не в Кейп-Энн. И мне не надо беспокоиться о тебе и думать, что ты беспокоишься обо мне.
– Почему мы разошлись, дорогой? Если бы была другая женщина или другой мужчина, тогда все было бы гораздо логичнее и намного легче.
– У меня всегда была только ты. Единственная.
– Только попробуй еще раз сбежать от меня, Конверс.
– Ни за что, миссис Конверс.
Держась за руки, они смотрели друг другу в глаза, не стесняясь своих слез. Кошмар остался позади.
