уходил с рыбаками в море или же катался на яхте, принадлежавшей кому-нибудь из его знакомых. Он мог целыми днями бездумно плыть по морю, сидя по-турецки у штурвала и отдавая приказания экипажу.
Он бы с радостью уплыл куда-нибудь далеко, например в Японию, страну, о которой всегда мечтал. Но кто согласится его сопровождать? Гибер не пожелал доплыть даже до Дакара. Япония! Ван Гог тоже мечтал посетить страну Утамаро и Хокусая, страну солнца! Солнце и сразило его в Арле…
В Tocca Лотрек вызывал у местных жителей такое же удивление и ужас, как граф Альфонс в Альби. Покачивая головой, они с осуждением смотрели на этого гномика, который ковылял вдоль пляжа, ведя на веревке своего баклана Тома, переваливавшегося с ноги на ногу, как и его хозяин. Лотрек ловил с Томом в заливе рыбу и всюду таскал его за собой. В кафе он заказывал ему абсент, утверждая, что «Том любит выпить».
Если Лотрек был не на пляже или не в море, значит, он охотился в дюнах за богомолами, которые посылал Сырому Мясу (так он прозвал скульптора Карабена). «Ты их сохрани, – писал он Карабену. – В Париже мы устроим бой богомолов. Это будет иметь бешеный успех!»
Вечерами, переодевшись муэдзином, он поднимался на верхний этаж дома, где жил, и призывал к молитве «верующих» – Гибера и других друзей, которые отдыхали с ним вместе.
Гибер сопровождал Лотрека в Бордо, когда тот выражал желание «навестить семью», иными словами, девиц на улице Пессак. В Бордо друзья не ограничивались домами терпимости, они ходили из бара в бар и пили. Однажды вечером после такого «обхода» Лотрек с несколькими друзьями попал в кафе «Бордо» на площади Комеди. Кафе уже закрывалось, и поэтому было решено допить все начатые бутылки. Пусть дадут остатки коньяка, рома, абсента, вермута, шартреза – одним словом, все что только есть, неважно что, – и сольют все вместе. Лотрек взбил коктейль и разлил его по стаканам. Вот и еще один рецепт коктейля! Лотрек тут же окрестил его «землетрясением». «А? Что? Разве не великолепно!»
«Должен сказать, – признавался потом один из тех, кто пил эту невероятную смесь, – что в тот вечер мы уже изрядно выпили, и после подобного причастия нам оставалось только лечь спать».
В Tocca Лотрек принципиально не брал кисть в руки. Отдыхать так отдыхать! Но когда ему вздумалось «запретить вход в виллу и изолировать ее от соседей», он встал за мольберт и написал нечто вроде декоративного забора, которым огородил дом. Какова была тема этой диковинной ограды? Наверное, он поддался соблазну подразнить любопытных и изобразил на ней что-то не очень пристойное. Но он уверял, что эти холсты «выглядели на пленэре удивительно эффектно». И он был очень доволен.
А вот жители Tocca не разделяли его восторга. Соседи отворачивались, проходя мимо. Возмущенная хозяйка пожаловалась местным властям: «Мой жилец, снявший виллу в Шале-де-ла-Пляж, 207, отгородил дом от прохода, которым пользуются соседи, холстом с намалеванными на нем рисунками, которые я не решаюсь описать… Недопустимо, чтобы каждый жилец устанавливал на участке все что ему вздумается… Тем более если холст украшен совершенно неприличными картинами, от которых должны оберегать своих детей все честные и хорошо воспитанные родители…»
Эти неприятности, бесспорно, мало волновали Лотрека. Но зато он был искренне огорчен, когда, то ли случайно, то ли желая ему насолить, убили его баклана. Том гулял на солнышке перед дачей. Какой-то охотник прицелился в него… Не пить больше Тому абсента.
Лотрек прожил на вилле в Tocca около трех месяцев. В Париж он вернулся лишь осенью. Незадолго до отъезда, управляя яхтой одного из друзей во время регаты в Аркашонской бухте, он выиграл заезд.
* * *
Лотрек перешел «на зимние квартиры» и вернулся к обычной своей жизни. Пьянство, дома терпимости, работа.
Лига борьбы за нравственность развернула широкую деятельность при помощи «красивых и пристойных» плакатов. Долой фривольность! Только благонамеренные картины! Ну, например: святая Женевьева, охраняющая невинность маленьких девочек. Некоторые наивно думали, что Лотрек примет предложение Лиги писать для них плакаты, но это вызвало с его стороны лишь насмешки. Иные ждали от него «нравственных» плакатов, вроде тех, что предлагал «Рир», издевавшийся, как и многие другие журналы и газеты, над этой кампанией и поместивший иллюстрацию к родительскому совету: «Юноши, не возвращайтесь домой слишком поздно!»
Лотрек шутки ради побывал на нескольких заседаниях Лиги, затем из озорства пригласил к себе этих «монахов-проповедников» на роскошный ужин, где было много изысканных блюд, спиртного, цветов и женщин. Когда же все эти «светские пономари», «пророки в шляпах с перьями», которые хотят поставить искусство на службу мещанству, наелись и напились, когда Лотрек увидел, что они уже едва стоят на ногах и несут всякий вздор, стараясь перещеголять друг друга, он в полном восторге, испытывая чуть ли не «садистское» наслаждение, выпроводил их из дома. Ах, жизнь, жизнь!
А сам Лотрек, довольный, отправился на улицу Мулен. Настоящее искусство – не для обывателей.
Работа, дома терпимости, алкоголь. Случалось, и нередко, что он пил чуть ли не до утра, а затем Детома с Коолюсом, которые теперь ходили за ним по пятам, увозили его совершенно пьяным домой. Один он не добрался бы.
И все-таки почти беспробудное пьянство не умаляло работоспособности и таланта Лотрека. Оно только крало у него время. В свои лучшие минуты Лотрек продолжал быть самим собой, таким же остроумным, веселым выдумщиком, очаровательным шутником. Однажды поздно вечером, сидя в «Вебере», он услышал, как два завсегдатая спорили, кто из них быстрее бегает, и вдруг предложил им: «Давайте проверим!» Состязание было организовано тут же, на Елисейских Полях – от обелиска на площади Согласия до Триумфальной арки… Вместе с Тапье и несколькими любопытными Лотрек сопровождал в открытом фиакре соперников, подбадривая их карканьем.
Но он бывал и совершенно невыносимым. Приходя от чего-нибудь в ярость, он становился багровым, гневно потрясал своей палкой и выкрикивал ругательства. Этот разбушевавшийся Квазимодо производил тяжелое впечатление, и все же его друзья предпочитали выслушивать оскорбления, чем видеть, как он, сраженный усталостью и алкоголем, засыпал за столиком кафе. А теперь это случалось с ним часто. У него был вид человека, которому нечего больше ждать от жизни. Франсис Журден застал его однажды в таком отвратительном виде в «Ла сури». Вокруг сновали женщины в мужских костюмах. Унылое зрелище. «Слюна стекала по шнурку пенсне и капала ему на жилет».
Наутро Лотрек просыпался как ни в чем не бывало. Его друзья еще спали, а он уже принимался за работу. Его можно было увидеть либо у Стерна, нового издателя его литографий, склонившимся над камнем, либо на улице Мулен, где он, глядя на спящую девицу, уверенной рукой набрасывает ее портрет.
Закончив набросок, Лотрек отправлялся к Жуаяну и с сияющим видом будил его, показывая свою работу: «Взгляните, мсье, вот рисунок мастера, созданный на заре».
* * *
В декабре Лотрек сделал несколько литографий меню. Одно из них, «Меню Крокодила», отобразило короткую поездку по замкам на Луаре, которую он совершил с Жуаяном, Тапье, Гибером и еще двумя-тремя товарищами в День поминовения усопших. Они побывали в Блуа, Амбуазе и Шамборе. Во время этой поездки Лотрек с Жуаяном залезли на
