хор завывающих сирен.
– Господи Исусе! – выдохнул он.
Он посмотрел в сторону Острова Сокровищ – там тоже горело, хотя вроде бы послабее; или, может, просто было далеко.
– У тебя есть фонарик? – спросила Шеветта.
Он расстегнул молнию своего «драконовского» кенгурятника и выудил оттуда одноразовый «драконовский» фонарик, еще один трофей из Лос-Анджелеса. Шеветта включила его, провернув лампочку, и полезла по лесенке, что вела к дырке, пропиленной в полу кубической каморки на самой верхушке башни – здесь она жила, когда Райделл впервые встретил ее. Просто квадратный лаз, в который она сейчас светила фонариком.
– Открыто, – негромко сказала Шеветта, и Райделл, собравшись с силами, двинул за ней.
Когда он протиснулся в комнатенку, Шеветта стояла там и светила в разные стороны. Внутри ничего не было, только мусор. В одной из стен круглое отверстие; Райделл вспомнил, что раньше там было вставлено старое цветное стекло.
В тусклом свете фонарика он увидел новое выражение ее лица.
– Здесь и вправду ничего не осталось, – сказала она, будто не веря своим глазам. – Я почему-то думала, что здесь все по-прежнему…
– Никто здесь больше не живет, – как-то неуверенно сказал Райделл.
– Люк на крышу тоже открыт, – сказала Шеветта, направив луч вверх.
Райделл подошел к старой стремянке, прихваченной к стенке болтами, и полез вверх, ощущая ладонями влажное шершавое дерево. До него стало доходить, что идея лезть на эту верхотуру была не самая удачная, ведь если мост действительно сгорит до основания, вряд ли они уже отсюда спустятся. Он знал, что дым так же опасен, как пламя, и не был уверен, что она это понимает.
Второе, к чему он оказался не готов, когда высунул голову из люка наружу, – к тому, что в ухо ему тут же уткнется ствол пистолета.
Старый приятель в шарфе.
64
Пятнашки
Харвуд начинает, искажаясь, убывать, и все остальное убывает вместе с ним, среди ужасного всепоглощающего холода. Лейни чувствует, будто на огромном расстоянии его ноги скручивает судорога в путанице спальников и оберток от шоколадных батончиков. Вдруг появляется сама Рэй Тоэй и вручает ему тайный символ – круглую печать, циферблат, двенадцать знаков дня, двенадцать – ночи, черный лак и золотые цифры, он кладет этот символ туда, где мгновение назад был Харвуд.
И видит, как этот символ утягивается бесконечно далеко, вслед за Харвудом; он полностью во власти сил превращения и вот исчезает совсем.
Лейни убывает тоже, но не за Харвудом.
– Тебе водить, – шепчет Лейни во тьму своей зловонной коробки, стоящей в подземном переходе среди инфразвуковых вздохов метропоездов и постоянного топота проходящих ног.
В то же мгновение он оказывается во Флориде, на залитых солнечным светом широких бетонных ступенях, ведущих наверх, к безликому входу в федеральный сиротский приют.
Там, наверху лестницы, – девчушка по имени Дженнифер, ей в точности столько же лет, сколько Лейни, на ней джинсовая юбочка и белая тенниска, у нее прямая черная челка, она осторожно идет – пятка к носку, пятка к носку, руки в стороны для равновесия – по самому краю верхней ступеньки, как по натянутому канату.
Она очень сосредоточенна и серьезна.
И кажется, что если она упадет, то непременно разобьется.
Лейни, увидев ее, улыбается, вспомнив внезапно приютские запахи: бутерброды с джемом, дезинфекция, глина для лепки, чистые простыни…
Холод обступает его со всех сторон, но наконец-то он дома.
65
Свежий воздух
Фонтейн, орудуя пожарным топором, размышляет о том, что прожил довольно долгую жизнь, но то, что происходит сейчас, для него абсолютно внове: поднять топор над головой, потом – резко садануть вниз по задней стене лавки, фанера гулко грохочет. Он слегка озадачен тем, как легко отскакивает топор, но при следующем замахе переворачивает его и колотит не лезвием, а киркой, на третьем ударе наконец пробивая стенку насквозь. Фонтейн удваивает усилия.
– Нам нужен свежий воздух, – говорит он скорее самому себе, чем парочке, чинно сидящей на его койке, – седому профессору и мальчику, чья голова опять скрыта шлемом. Посмотришь на этих двоих – так подумаешь, что и проблем-то, собственно, нет никаких и этот чертов мост не горит.
Куда девалась голографическая девица?
Работа топором дает результаты, хотя руки уже разболелись. Дыра в стене уже размером с блюдце и становится все больше.
Он еще не знает, что ему делать, когда она станет достаточно велика, но он любит, чтобы были заняты руки.
Таков он всегда, Фонтейн: когда дела идут плохо, да что говорить, хуже некуда, а вероятнее всего, подошли к концу, – он любит, чтобы были заняты руки.
66
Грузовоз
Шеветта выползает через люк на крышу Скиннеровой лачуги и видит там Райделла, стоящего на коленях, в этом своем «счастливо-драконовском» защитном слюнявчике, но критическим фактором здесь является человек из бара – тот, который застрелил Карсона, он воткнул в ухо Райделла пистолет, а сейчас смотрит на нее и улыбается.
Он не так уж ее старше, стрижка короткая, как у военного, черная кожаная куртка, шарф повязан будто бы небрежно, но ясно, что с ним пришлось повозиться. Она спрашивает себя: как это люди становятся вот такими – берут и тычут пушкой кому-нибудь в ухо, и вы знаете, что спустить курок им труда не составит? И почему ей кажется, будто Райделл специально находит таких людей, – или это они его специально находят?
За спиной человека в черном, над мостом, она видит высокую водяную дугу и понимает, что это, должно быть, водометы с пожарного катера, она как-то видела пожарный катер в действии – когда загорелся пирс на Эмбаркадеро.
Господи, как же здесь наверху сейчас все-таки странно: ночное небо все в дыму, бушует пламя, а тускловатые городские огни за клубящейся завесой словно плывут. Вокруг нее падают и, мерцая, умирают красные светящиеся искорки, в воздухе запах гари. Она не хочет, чтобы Райделл пострадал, но она не боится. Не боится, и все тут; сама не знает почему.
В паре шагов она замечает какую-то штуку – да это же дельтаплан, стоит на пластиковой раме, закреплен вбитыми в крышу блестящими стальными колышками.
И не только дельтаплан, там еще черные нейлоновые мешки сложены. Верно, спальники и всякое такое. Кто-то, видать, приготовился и ночь тут провести, если что, и она понимает, что парень с военной стрижкой подготовил себе укрытие на случай, коли надо будет спрятаться переждать. До нее вдруг доходит, что небось это он и поджег мост и виновен уже во множестве смертей, а сейчас стоит
