встречается оно и в мартирологах.
Большое имение, перешедшее ему в наследство после смерти отца, он подарил сестре и ее мужу, взяв себе только тот небольшой клочок земли, на котором стоял когда-то дом его отца, с тем, чтобы построить на его месте костел… Мечтал устроить у себя монастырь для монахов из Монте-Кассино, где он провел несколько лет в молодости, но необыкновенные трудности, с которыми было сопряжено путешествие в Италию, затем деятельность проповедника под руководством первого познанского епископа Иордана, все это мешало ему привести в исполнение свою заветную мечту: поехать в Италию и привезти с собою братьев из Монте-Кассино.
Ксендзу Иордану, Власту, чешским священникам и еще нескольким итальянцам пришлось много и упорно работать среди полян. Страна молчала и в первый момент не протестовала против веры, которую ей силою навязали, но она хотя и тайно, однако оставалась верной своим старым богам. В течение многих столетий оставались следы идолопоклонства, и это отражалось в песнях и обрядах, в тайных праздниках и целой массе обычаев, перешедших к поколениям, значения которых они уже не понимали, но которые пустили глубокие корни в их душу.
Мешко и его приближенные, принявшие христианство, долго не могли привыкнуть к новым обязанностям и обрядам. Дубравка сама в течение нескольких лет не соблюдала постов, чтобы после исподволь заставить мужа поститься. Но в конце концов покоренный Дубравкой Мешко не только сам соблюдал посты, но рассказывают, что не подчинившимся этому требованию приказывал выдергивать зубы…
Правительство запретило также петь старые песни, устраивать игрища на Купалу, устраивать ночные пляски и хоронить на распутьи и на урочищах и, как это раньше бывало, с тризнами, жертвами и поминками, длившимися по несколько дней. Люди, испокон веков привыкшие ко всем этим обрядам, убегали в леса и тайно все это совершали, и таким образом языческая вера сохранилась в течение многих столетий.
Никаким образом нельзя было их оторвать от всех этих священных камней, ручьев, столбов, дубов и рощ, хотя священники везде на их месте ставили крест. Святым давали имена прежних языческих богов, к торжественным дням у идолопоклонников приурочивали христианские праздники.
И так остатки прежней веры как-то слились с христианскими верованиями.
В день седьмого марта назначено было окончательное уничтожение кумирен, рощ, статуй и тому подобного, и этот момент надолго остался в памяти язычников и христиан. Длугош рассказывает, что в некоторых деревнях Польши, на четвертое воскресенье поста, крестьяне втыкали на длинных жердях (прежние станицы), изображения Дзеванны и Маржанны, а затем бросали их в реку и топили.
Благочестивый отец Матвей, пережив княжение Мешка, бывшее как бы вступительной песнью к поэме Болеслава Великого, остался при главном костеле в Познани, откуда ему было легко навещать свой собственный дом в Красногоре.
Недалеко от костела стоял новый двор Ганны и Андрея, на том месте, которое после назвали Глушином (возможно, что и название Горчина произошло от Красногоры). Сюда приходил отец Матвей учить детей своей сестры и укреплять в них добрые основы. Здесь, среди этих полудиких детей, едва одетых и по старому обычаю свободно бегавших, он сам как бы становился ребенком и, как велел Христос, собирал их вокруг себя.
Много лет прошло после описанных нами происшествий; могущество Мешка возросло, и границы его страны расширились; повсеместно строили костелы и по всему краю ходили священники, обращая язычников и направляя их на путь истины. Отец Матвей везде присутствовал, а особенно там, где было опасно, где оказывались большие препятствия, где надо было обратиться к людям на родном языке и уметь тронуть их сердца.
Если говорили об опасностях, грозящих ему, он с улыбкою отвечал, что ему ничего не страшно после двух пережитых моментов, когда смерть была неминуема и когда Бог его спас. Его все знали, и даже самые закоренелые староверы уважали и высоко ценили его неустрашимое мужество и удивительное терпение, и неисчерпаемое милосердие.
В своей скромной черной сутане, с палкой в руке, он смело мог пускаться в самые дикие и отдаленные места страны, куда никто другой не посмел бы даже заглянуть.
К палке, на которую он опирался, был привязан топорик, но не для защиты, а для того чтобы тесать кресты и ставить их там, где оставался хотя бы признак прежней веры. Его нисколько не обескураживало, что, навещая то же место другой раз, не находил следа крестика, который он здесь оставил. Тогда он опять вытесывал новый крестик, который водружал на прежнем месте. Иногда приходилось по два и по три раза проделывать одно и то же, пока наконец крест не оставался на месте. Народ, веривший в предрассудки, думал, что крест каким-то чудом вновь здесь появляется, но настоящим чудом было неисчерпаемое терпение этого проповедника.
На том месте, где стояли сожженные толпой двор и часовня, Власт построил небольшой костел, а там, где была яма, в которой его держал отец в течение нескольких месяцев и в которой Ярмеж спас его во время пожара, Власт выстроил себе при жизни могилу, в которую часто заглядывал.
Отец Матвей очень любил свой костел и часто приходил сюда пешком из Познани и проводил долгие часы в церкви, украшая ее, отделывая и стараясь обогатить ее, чем мог. Часто, когда его не находили в Познани в костеле святого Яна Иерусалимского, знали уже, где его надо искать. Заставали его молившимся в красногорском костеле или с метлою в руке чистившим, обмывавшим и наводившим порядок. Ни за что он не позволял делать это постороннему человеку.
Однажды весною, когда приближался праздник Вознесения, когда особенно заливались соловьи и воздух был наполнен запахом черемухи, напрасно искали отца Матвея в Познани. Его избушка, которую он всегда оставлял открытой, была пуста уже несколько дней. Так как в эти дни ксендз Иордан особенно нуждался в его помощи, то послали за ним к его сестре в Глушин, но оказалось, что его и там уже несколько дней не видели. Полагали, что он ушел куда-нибудь в лес или совершал паломничество к святым местам, которые он иногда посещал. Но приближалось Вознесение, а в большие праздники Власт непременно присутствовал у святого Яна. Накануне праздника опять прибежал посланный из Познани узнать, нет ли отца Матвея; тогда обеспокоенные Ганна и Андрей отправились в Красногору с предчувствием, что там его, наверное, найдут.
И на самом деле, подойдя к костелу, убедились, что дверь стоит открытой, а заглянув вовнутрь, увидели Власта, лежавшего распростертым перед алтарем, на котором давно уже догорели свечи. Войдя туда, Ганна и Андрей стали на колени,
