Черту подо всем подвел Васкес.
— То, что мы наблюдаем сейчас, происходит впервые за пятьдесят, а то и за сто лет. В нашем президенте непонятным образом уживалось добро и зло. Да, таким он был человеком, и мы его не забудем. И за добро, которое он сделал, и за зло. Но вся трагедия заключается в том, что он легко мог уничтожить зло, но не сделал этого. И я молю Бога, чтобы нам больше никогда не встретился подобный ему.
Было начало пятого утра, а мы все сидели в моем кабинете. Уже многое было сделано: утвержден приказ о прекращении огня, подготовлено постановление о всеобщей амнистии. Оно должно было быть опубликовано завтра утром.
— Джентльмены, — сказал я. — Настало время нашему совету выбрать временного президента, который будет от своего имени управлять страной до проведения выборов. Как мы и договорились, я буду голосовать только в затруднительных положениях, а вообще голосовать будете вы вчетвером.
Поднялся Тулья.
— Я взял на себя смелость связаться с полевыми командирами, и все они согласились, что вы являетесь законным представителем власти и должны руководить страной до выборов.
— Благодарю за оказанную честь, джентльмены, но ответ мой будет таким же, как и вечером. Нет. Честь велика, но соблазн еще больше. Слишком долго в нашей стране практиковался такой классический захват власти, так пусть же теперь никто не посмеет сказать, что мы действуем в собственных интересах, а не в интересах нашей страны. На самом деле я здорово оторвался от нее, меня слишком долго не было здесь, и теперь я лишь приблизительно знаю о нуждах народа. На этом посту нужен человек, который знает и любит народ Кортегуа — весь народ, и крестьян и горожан. У вас есть достойные кандидатуры, выберете одну, и я почту за честь служить этому человеку.
Тулья оглядел присутствующих, потом снова посмотрел на меня.
— Предвидя ваш отказ, мы сделали свой выбор.
Васкес вскочил.
— Полковник Тулья, — резко сказал он, — вы забыли спросить мое мнение.
Все улыбнулись, и Тулья тоже.
— Прошу простить меня, сеньор президент.
Мы подошли к кабинету бывшего президента. Он больше не принадлежал ему, и я надеялся, что скоро мы привыкнем к этому. Я открыл дверь и отступил в сторону.
— Завтра утром этот кабинет будет ваш, сеньор президент. Васкес шагнул вперед. Он стоял некоторое время на пороге, оглядывая кабинет, потом повернулся ко мне.
— Завтра утром он будет моим, — спокойно сказал он, — но сейчас, сейчас он ваш. Без вас завтра вообще могло не наступить.
Он легонько подтолкнул меня вперед.
— Я приду сюда утром, — сказал Васкес, — а пока спокойной ночи, сеньор президент.
Один за другим все пожелали мне спокойной ночи и вышли в коридор. Проводив их взглядом, я повернулся к Котяре, который стоял, молча прислонившись к стене.
— Пошли?
— Нет, — сказал он, качая головой. — У меня нехорошее предчувствие.
— Да ну тебя со своими предчувствиями, — рассмеялся я и вошел в кабинет.
Подойдя к столу, я уселся в кресло. Это было особенное кресло, которое давало человеку ощущение силы и власти. Откинувшись на его спинку, я сунул руки в карманы. Нащупав револьвер президента, я вытащил его и бросил Котяре.
Он ловко поймал его.
— Где ты его взял?
— Президент пытался застрелить меня, но револьвер дал осечку.
На лицо Котяры легла тревожная тень.
— Дважды за сегодняшний день тебе удалось избежать смерти, в третий раз удача может изменить. Пошли отсюда.
Я рассмеялся.
— Уйду после того, как выпью чашку кофе. Тут сзади есть кухня, сделай кофе.
Котяра нерешительно посмотрел на меня.
— Мне не хотелось бы оставлять тебя одного.
— Что может случиться со мной за то время, пока ты готовишь кофе? Смотри, уже светло.
Котяра не двинулся с места.
Я поднялся, снял со стены повешенное туда президентом мачете и положил его перед собой на стол.
— А кроме того, у меня есть вот это, — сказал я.
Котяра покачал головой, молча повернулся и направился на кухню. До меня донесся стук посуды и шум льющейся воды. Я поднялся и медленно прошелся по кабинету. В нем еще витал дух президента, везде висели его портреты, медали, медальоны, стояли вазы, и на всех предметах было выгравировано его имя.
В кабинет начал проникать тусклый утренний свет, я подошел к окну и посмотрел на город. В районе порта уже начали гаснуть фонари, и вскоре на востоке над горами должны были сверкнуть первые лучи солнца. Открыв большие стеклянные двери, я вышел в сад подышать утренним воздухом.
Воздух был чистым и свежим, я подошел к ограде, глядя на горы в предвкушении первых лучей солнца. Позади меня раздался легкий шум, я хотел повернуться и почувствовал себя в железных объятиях. Кто-то сдавил сзади мою шею, чуть не свалив меня на землю. Затем хриплый голос прошептал мне в ухо:
— Молчи, иначе ты покойник!
Я снова попытался повернуться, но руки крепко держали меня, словно ребенка. Тот же голос снова прошептал:
— Где президент?
Железные тиски несколько ослабли, и я смог говорить.
— Его нет. Он изгнан из страны. Тиски снова сжались.
— Врешь!
Позади послышался другой голос.
— Не имеет значения. Этот тоже подойдет.
Я посмотрел на человека, который вышел из-за моей спины. Это была одна из самых отвратительных личностей, которые мне доводилось встречать. Рот его искривился в усмешке, обнажив почерневшие железные зубы. Правая рука была искалечена, со скрюченными пальцами, в другой руке он небрежно держал двухствольный обрез.
— Ты узнаешь меня? — спросил он.
Я покачал головой.
— А помнишь мальчика, отца которого ты уговорил спуститься с гор на верную смерть.
Он засмеялся, увидев, как расширились от удивления мои глаза.
— Да, я Кондор. Я не забыл твое лицо, как же ты мог забыть мое?
Я не ответил, я не мог ответить ему, даже если бы хотел. Руки второго человека так крепко сдавили мою шею, что я едва мог дышать.
— Отпусти его.
Руки разомкнулись и толкнули меня к стене. Я споткнулся и чуть не упал, но мне удалось повернуться и посмотреть на второго бандита. Он был постарше и поплотнее, за поясом у него торчали два револьвера.
— Ну как, ты чувствуешь себя в ловушке, в такой, в которую заманил моего отца? — спросил Кондор. Я промолчал.
— Клянусь, что в этот раз не вернусь в горы, не пролив крови хотя бы одного из убийц моего отца!
