этой женщиной — у неё ты наберёшься много полезного в искусстве манипулирования мужчинами.
— По тому, как ты на неё смотришь — как кролик на удава, я уже это сама давно поняла, — язвительно кольнула бесовка и упорхнула к «Бричке».
Я оставшись стоять на месте, несколько озадаченным: она меня ревнует, что ль⁈ Потом вспомнив, что в её возрасте тоже почти любую встречную девушку ревновал ко всем встречным-поперечным подряд и, успокоился.
Юношеская гиперсексуальность — так её и, перетак!
* * *
Всеобщее веселье по мере «насыщения», как это водится — постепенно разбивается на отдельные «фрагменты».
Не успел присесть, как ко мне подваливает Соловейчик:
— Вы и вправду поэт, Серафим?
— Ну, а як же!
— Вы хотите стать знаменитым? Как Есенин или Маяковский?
Чисто поржать, поддерживаю завязавшийся разговор:
— Хочу! Чем я, интересно, хуже их⁈
— Тогда, Вы должны довериться мне.
Денег, что ли попросит одолжить?
— Ээээ… Ну предположим, уже «доверился».
Задрав палец вверх:
— Я Вас насквозь вижу! Скучная жизнь, «Талмуд» условностей в голове… Вас с детства запугали, Вы — зашорены! Давайте уйдём к цыганам, плюнем на приличия, отдадимся своим самым низменным желанием!
Прикинувшись лохом-провинциалом, задумчиво чешу собственную «репу»:
— Предложение конечно, очень заманчивое… Но на кой, извиняюсь, хер?
— Я вижу — пока у Вас бурлят эмоции! Но еще два года такой «порядочной» жизни и, вы пропали. Вы будете деградировать как личность! Вы на корню засохнете как поэт! Так, чего Вы боитесь?
— Видите ли, я не люблю цыган… Другие варианты будут?
На секунду, не больше задумавшись:
— Тогда предлагаю Вам три дня провести в борделе! Многие мне знакомые известные знаменитости прошли через этот опыт! Я могу Вам это устроить!
Недоумеваю, причём вполне искренне:
— Вы думаете я сам не найду дорогу в бордель? А извозчики у нас на што⁈
Однако, тот уже вошёл в раж:
— Давайте сделаем так. Я Вам закажу трех обалденных, проверенных лично проституток и трех бывалых мальчиков-пид…арастов. Пусть они Вам покажут, что такое настоящая страсть! Начинающему поэту нужно это увидеть! Никакого принуждения — будете сидеть и смотреть и, будьте уверенны — не пройдет и получаса, как Вам захочется присоединиться. А если и, не захочется — то я от Вас отстану!
Чисто из вежливости интересуюсь:
— И как это поможет моей поэзии?
— Поймите, без реального познания понимания что такое «страсть» не будет. Как Вы опишете высшее общество, если не побываете в ресторане? Как Вы опиши притон, не побывав на самом дне общества — Горький и Гиляровский прошли через это! Как Вы напишите стихи про безумную страсть, если ни разу не примите участие в оргии⁈ Иначе — не опишете! Получится фальшь!
Чёрт побери!
Способных особей среди людей вполне достаточно: каждый восьмой-десятый имеет какое-нибудь дарование — если верить современной мне науки. Однако, достаточно широко известными «талантами» из них становятся буквально единицы.
Почему?
Не все решаются на подобное? Неужели вот именно так и, никак иначе — в «топ» выдвигаются юные писатели, поэты, художники, певцы, актёры…
Брррр!!!
Меж тем, Илья Соломонович не отставая повторял:
— Так «да» или «нет»? «Да» или «нет»?
Наконец, мне это надоело и, повертя головой я подозвал Барона:
— Миша! Мне кажется, ты с утра всё хотел кого-нибудь зарезать.
Тот понимающе глянув:
— Почему «хотел»? Я и, счас бы с большим удовольствием…
— «Этот» не подойдёт?
С некой ленцой:
— Да, без разницы.
Оборачиваюсь к Соловейчику:
— Я решил писать детективы. Давайте сделаем так: этот любезнейший молодой человек Вас не больно зарежет, а я потом в своей «нетленке» — поэтически опишу само ваше убийство, последующее расследование и судебный процесс… Если его поймают, конечно.
— Куда Вы, Илья Соломонович?
* * *
Видя, что мои уши освободились, ко мне опять подсел Яков Блюмкин.
Как бы мимоходом рассказывав, что совсем недавно вернулся после подавления контрреволюционных мятежей с Северного Кавказа — где по его словам: «мы их там шлёпнули тысячи две», он снова давай мне втирать про Льва Троцкого:
— Серафим! Кабинет Троцкого — это небоскреб мировой политики! Его рабочий день переваливает за восемь часов — на его столе военная тактика Суворова, соседствует с революционной тактикой Маркса… Он читает книги с карандашом в руке, который держит как хирург острый скальпель — подчеркивает, размечает, нумерует авторов, ассоциирует, делает полемические замечания… И с его рабочего стола — книга в библиотеку возвращается как препарированный труп.
— Очень интересно, — льстю ему, — у Вас весьма богатое воображение, Яков и красочный слог! Стихи или хотя бы прозу, не пробовали писать?…А жаль!
Тот, пропустив мои слова мимо ушей:
— Троцкий диктует свои решения, быстро шагая и бегая по кабинету. Мы с его личнымисекретарями переписываем, расставляем правильно запятые и двоеточия, он подпишет… Затем, сдаём курьеру-самокатчику и прослеживаем судьбу пакета до конца.
— Он, что? Совсем не отдыхает?
Машет бородой, как конь отгоняющий рой мошек:
— Только переходом к другой работе — сменой темы или в спорте…
— «В спорте»?!.
Ни разу не слыхал про Троцкого-спортсмена — ещё один «друг» советских физкультурников, нашёлся…
— … В домино на шалабаны играет, что ли?
Оказывается, не угадал:
— Иногда, очень устав — Троцкий ходит на лыжах, удит рыбу или играет в крокет и шахматы.
— «В шахматы»? Ах, ну да… Шахматы — та же война, только бескровная и на столе. Интересно, очень интересно!
В голову пришла одна многообещающая идейка.
Прошедшей зимой для помешанных на военном деле близнецов Саньки да Ваньки (чтоб меньше мне досаждали), я нагло скопиратил с «Колонизаторов» настольную «стратегию» — настольную игру, назвав её в духе времени — «Мировая революция».
Ребятишкам она с ходу понравилась — и не только Ваньке и Саньке и, не только ребятишкам…
— Яков! Ты мне друг?
— Ещё какой друг, Серафим!
— А среди настоящих друзей (а не гомосеков — вроде Соловейчика) принято так: «сегодня ты — мне, завтра я — тебе». Я в честь тебя стихи сочинил… Слышал, да?
Тот, не дав закончить — с неподдельным пафосом:
— Я за друга жизнь отдам!
Однако замечаю — в глазах тревожное ожидание… Ох и позёр Вы, Яков Блюмкин!
— Только без жертв! Вместо буржуазных шахмат, ребята в нашей комсомольской ячейке придумали и играют в настольную игру «Мировая революция».
Тот, несколько ошарашен:
— «Мировая революция»?
— Ну,
