разбудила в них жажду мщения. Я вручила им в дар вседозволенность – и теперь погибну от этого дара. Они считают себя вправе творить любое зло – и называют это справедливостью.
Я кричу, умоляю, плачу, но не могу их остановить. Я умираю…
Взрыв сотрясает крышу. Я ощущаю силу ударной волны. Еще взрыв. Натиск толпы резко слабеет, а затем и вовсе прекращается.
Полупарализованная, кое-как выползаю из-под груды тел. Слышны стоны. В ушах звенит. Повсюду лежат люди, но лишь немногие из них корчатся. До меня пытается дотянуться женщина. Бью ее в лицо.
Оглядываюсь по сторонам, пытаюсь сориентироваться. Как же громко звенит в ушах… Рохо убит. Дэнни убит. Соня убита. Джиа убита. Толпа сделала свое черное дело.
Через улицу – пламя, им охвачен целый квартал. Похоже, пожары бушуют уже по всему городу, но здесь, на этой крыше, тишь да гладь. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть новых людей, выбегающих из лестничной шахты. Вместо этого вижу… Джамала!
Он жив, и в руке у него… граната?
В ушах по-прежнему жуткий звон, голова раскалывается.
– Мать твою… Где ты взял гранату?
Ответ звучит еле-еле, как будто издалека, но мне удается прочесть по губам.
– У Рохо. Выпали, когда его смяла толпа.
Он бросает последнюю гранату в лестничную шахту и приседает, зажав уши. С ревом вырывается дым. Надо же, какие мощные! Мне повезло, что в момент взрыва я валялась под кучей погромщиков…
Почти никто из них не шевелится. Они либо без сознания, либо мертвы.
Джамал смотрит на меня. И тут я замечаю, что у него пистолет Рохо. И судя по тому, как он держит оружие, успел перезарядить.
В выражении его лица есть нечто, заставляющее меня насторожиться… нечто опасное. Мелькает воспоминание о том, что я чувствовала, когда решила, что моему наставнику пора уйти.
Джамал крепче сжимает рукоятку пистолета.
– Эй, Джамал! Не вздумай!..
– Ты плохой человек, Хайди. Очень плохой.
– Ну да, что есть, то есть. Но зато я добыла хренову тучу денег.
– И что толку? Разве сумеешь их потратить? Ты добывала деньги, буквально снося все на своем пути. – Он показывает на горящий город. – Ты больше не сможешь здесь жить! Никто не сможет!
– Почему тебя это волнует? Ты же из Чикаго.
– Думаешь, в Чикаго не то же самое творится? Назови хоть одну причину, по которой я не должен прикончить тебя, как бешеную суку, за все, что ты натворила.
Чуть подумав, я отвечаю:
– Для начала, если убьешь меня, то не сможешь свалить отсюда вместе со мной.
– Свалить отсюда? – Он смотрит на меня в кромешном изумлении. – Ты что, обдолбалась? Никто отсюда не свалит.
– Думаешь, я вру? – Указываю ему за спину. – Смотри.
Он боится отводить от меня взгляд, но все же поворачивается. Вдалеке над городом, лавируя между дымами, движется в нашу сторону вертолет.
– Это твой?
– Запаздывает малость, но да, он мой.
– Ты… ты это спланировала?
– Ну, «спланировала» – это слишком сильно сказано. Но по-любому предвидела. – Скромно пожимаю плечами. – Конец игры и все такое.
– Ты невероятная. – Он качает головой, разрываясь между отвращением и восхищением.
В его глазах есть искра. Та самая искра, что была и у меня все эти годы. Я люблю эту искру. Я боюсь этой искры. Амбициозность, расчетливость. Мы одинаковые. Он черный, я белая. Он мужчина, я женщина. Он из Чикаго, я из аризонского захолустья. Мы приехали из разных мест, у нас разные судьбы, но здесь мы одинаковые. Мы родственные души.
Это вселяет в меня страх.
И надежду.
Я вижу, как в нем борются разные ценности. Вижу, как он взвешивает меня, оценивает наши отношения, наш мир…
Джамал криво улыбается:
– Так ты хочешь сделать финальный выпуск?
– А то!
Джамал прячет пистолет в карман и берет камеру.
Обратный отсчет. Последний обратный отсчет.
Я говорю зрителям, что они смотрят «Точный выстрел» – в этот раз с Хайди Хэлленбах и Джамалом Мерсье. Я улыбаюсь в камеру, но на самом деле улыбка предназначена оператору. Я рассказываю о случившемся на этой крыше, о варварской атаке против всего, что дорого нашим сторонникам. Я описываю ужасы, творимые толпой, этими злодеями, питающимися ненавистью и рознью, презрением и осуждением. Я даже отмечаю, что мы применили нелетальные средства с целью остановить погромщиков. Если точнее, их применил Джамал.
Завершив передачу, мы подходим к краю крыши, чтобы взглянуть на улицы, охваченные мятежом. Толпы уже повсюду, остановить их невозможно.
Я протягиваю руку Джамалу, и мы смотрим вниз, на дно городского ущелья, зачарованные происходящим там.
Наверняка вы ждете, что я столкну Джамала с крыши, предам его так же, как предала всех остальных. Но это было бы чудовищным злодеянием против половины моей собственной натуры.
Помните, я говорила, что нам необходима любовь? Я не кривила душой, нисколечки. Без любви и доверия, без этих мостиков через пропасти наших разногласий, мы окажемся там, внизу, в буйной толпе, и будем ненавидеть и презирать, жечь и резать друг друга.
Я не сброшу Джамала с крыши, а он не сбросит меня.
Потому что мы лучше вас.
Над головой кружит вертолет, заходит на посадку. Если мятежники слишком рано появились в кадре, то он – поздновато. Не задалась режиссура: именно сейчас несчастным дурням следовало прорваться на крышу. Но они не выучили ни мизансцену, ни свою роль.
Впрочем, если так рассуждать, то и наши рекламодатели – автоконцерны и производители безалкогольных напитков, изготовители таблеток для похудения, зубной пасты и памперсов для взрослых, торговцы мебелью и коллекционными монетами, агентства по привлечению инвестиций в золото, агентства по продвижению энергетических напитков – тоже не представляли себе, каков будет конец построенного ими карточного домика.
Толпы выгодны, но непредсказуемы. Это мне внушал мой наставник. У него не было плана действий на случай, когда к нему придет его собственная толпа, хотя об этом плане следовало бы позаботиться изрядно заранее.
И ни у одной из этих толп, группировок и клик, что сейчас испепеляют страну, нет плана.
У моего наставника не было плана.
У моих начальников не было плана.
У моих рекламодателей не было плана.
У моих коллег не было плана.
Мы создавали толпы по индивидуальному заказу и разжигали в них рознь. Мы натравливали свои толпы на чужие; мы кромсали рынок рекламы на прибыльные демографические сегменты. А по всему городу, по всей стране конкуренты не сидели сложа руки, они создавали собственные толпы, собственных обожателей и ненавистников, взывая к ним, распаляя их, объясняя, как их притесняют и унижают. Все то же самое,
