когда ты решил не лететь в Нью-Йорк? – спросил доктор бывшего миссионера.
Доктора Даруваллу особенно интересовала та часть истории, в которой близнецы послали Веру подальше.
– Мы сочиняли телеграмму для этой суки еще в полете, – ответил Джон Д.
– Но что было в телеграмме? – спросил Фаррух.
– Я не помню, – всегда отвечал Джон Д.
– Да все ты помнишь! – воскликнул Мартин Миллс. – Ты это написал! Он не дал мне и слова добавить, – сказал Мартин доктору Дарувалле. – Он сказал, что он специалист по остротам, – он настоял на том, что сам все сделает.
– То, что ты хотел ей сказать, не подходило для телеграммы, – напомнил Джон Д. своему близнецу.
– То, что он написал ей, было ужасно жестоким. Я не мог поверить, что он может быть настолько жесток. А он ведь даже не знал ее! – сказал Мартин Миллс доктору.
– Он попросил меня послать ей телеграмму. У него самого не было никаких мыслей на сей счет, – сказал Джон Д. Фарруху.
– Но что ты написал? Что было в этой чертовой телеграмме? – воскликнул доктор Дарувалла.
– Это было ужасно жестоко, – повторил Мартин.
– Она это заслужила, и ты это знаешь, – сказал бывший Инспектор Дхар.
Что бы ни было в той телеграмме, доктор Дарувалла знал, что Вера недолго прожила, после того как получила ее. Был только ее истерический телефонный звонок Фарруху, еще в Бомбей; Вера позвонила в его офис в больнице и оставила сообщение Ранджиту.
– Это Вероника Роуз, актриса, – сказала она секретарю доктора Даруваллы.
Ранджит знал, кто она такая; он так и не забыл тот свой напечатанный на машинке диагноз по поводу проблемы с Вериными коленями, которая оказалась гинекологической, – «вагинальный зуд», как сказал ему доктор Лоуджи Дарувалла.
– Передай своему гребаному врачу, что он предал меня! – сказала Вера Ранджиту.
– Снова что-то с коленями? – спросил ее старый секретарь.
Доктор Дарувалла так и не ответил на ее звонок. А Вера так и не вернулась в Калифорнию – она умерла; ее смерть была связана со снотворными, которые она регулярно принимала, смешивая их подчас с водкой.
Мартин останется в Европе. Швейцария ему подошла, сказал он. А от вылазок в Альпы – хотя бывшему схоласту спорт никогда не был близок, – от этих прогулок с Джоном Д. Мартин Миллс был в восторге. Его невозможно было научить спуску на горных лыжах (из-за слишком плохой координации движений), но ему нравились беговые лыжи и пешие походы; ему нравилось быть с братом. Даже Джон Д. признался, хотя и с запозданием, что им нравилось быть вместе.
Бывший миссионер был занят своими делами; он преподавал в Цюрихском университете (по программе общих исследований) и в Американской международной школе в Цюрихе; он также активно сотрудничал со швейцарским иезуитским центром. Иногда он ездил в другие учреждения иезуитов; в Базеле и Берне были молодежные центры и дома студентов, а также центры обучения взрослых во Фрибурге и Бад-Шенбрунне, – несомненно, выступления Мартина Миллса пользовались там успехом. Фаррух предполагал, что бывший фанатик вещал в духе своих проповедей на автостоянке во имя Христа; он не утратил энергии наставлять людей на путь истинный.
Что касается Джона Д., он продолжал заниматься своим ремеслом; квалифицированный актер был доволен своими ролями в театре «Шаушпильхаус» Цюриха. Его друзья работали в театре или были связаны с университетом или же с достойной издательской фирмой, и, конечно, он часто встречался с братом Фарруха Джамшедом и женой Джамшеда (сестрой Джулии) Джозефиной.
Именно в этот круг общения Джон Д. и ввел своего брата-близнеца. Всех весьма занимала история о разлученных при рождении близнецах, и Мартин, который поначалу вызывал удивление, завел в этом сообществе много друзей; спустя три года у экс-миссионера их было больше, чем у актера. Фактически первым любовником Мартина стал бывший партнер Джона Д., что доктор Дарувалла нашел странным; близнецы шутили на эту тему – возможно, чтобы его рассердить, подумал доктор.
Что касается прочих любовников, то Маттиас Фрай умер; экс-авангардист, ужас Цюриха, был давним партнером Джона Д. Именно Джулия сообщила об этом Фарруху; она знала, что Джон Д. и Фрай были парой.
– Фрай ведь умер не от СПИДа, не так ли? – спросил доктор у своей жены.
Она посмотрела на него так, как посмотрел бы Джон Д.; это была улыбка с киноплакатов померкшего прошлого, сродни ядовитой усмешке Инспектора Дхара.
– Нет, Фрай умер не от СПИДа – у него был сердечный приступ, – сказала Джулия.
Никто мне ничего не говорит! – подумал доктор. Это было похоже на беседу близнецов на борту «Свисэйр-197», Бомбей – Цюрих, которая продолжала весьма занимать воображение Фарруха – в основном потому, что Джон Д. и Мартин Миллс скрытничали на эту тему.
– Теперь выслушайте меня, вы оба, – скажет близнецам доктор Дарувалла. – Я не лезу вам в душу, я действительно уважаю ваше личное пространство – просто знайте, что мне интересен ваш диалог. Вот это чувство близости между вами, а для меня очевидно, что вы близки… оно возникло при вашей первой встрече? Это должно было произойти в самолете! Между вами есть нечто большее, чем общая ненависть к вашей покойной матери, или именно телеграмма Вере объединила вас?
– Телеграмма не была диалогом – я думал, что тебя интересует только наш диалог, – ответил Джон Д.
– Такая телеграмма никогда бы не пришла мне в голову! – сказал Мартин Миллс.
– Я не мог вставить ни слова, – повторил Джон Д. – У нас не было никакого диалога. Это были монологи Мартина. Один за другим.
– Он актер, прекрасно, – сказал Мартин Фарруху. – Я знаю, что он может, как говорится, создавать какие-то образы, но повторяю – я был убежден, что передо мной Сатана, я имею в виду – настоящий.
– Девять часов – это достаточно, чтобы вдоволь наболтаться с кем угодно, – любил повторять Джон Д.
– Если быть точным, то полет длился девять часов и пятнадцать минут, – поправил его Мартин.
– Дело в том, что мне до смерти хотелось выбраться из самолета, – сказал Джон Д. доктору Дарувалле. – Он все твердил мне, что мы встретились по Божьей воле. Я думал, что сойду с ума. Я мог сбега́ть от него только в туалет.
– Ты практически не вылезал из туалета! Выпить столько пива! И это была воля Божья – теперь ты согласен с этим? – спросил Мартин Джона Д.
– Это была воля Фарруха, – ответил Джон Д.
– Ты действительно дьявол! – сказал Мартин своему близнецу.
– Нет, вы оба дьяволы! – сказал им доктор Дарувалла, хотя ему было ясно, что он любит их обоих – пусть и по-разному.
Он с нетерпением ждал встречи с ними, писем от них или их звонков. Мартин писал длинные письма; Джон Д. редко писал письма, но часто звонил. Иногда, когда
