Книга Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

Пришло самое время достать и перечитать их — письма Цезаря. После того как они были прочитаны моим сыном, мы с Цезарионом разделили их. Половину он взял с собой, куда бы ни занесла его судьба, в память об отце и в качестве талисмана. Вторая половина осталась у меня, чтобы я могла черпать в них поддержку и, что не исключено, попытаться воздействовать с их помощью на Октавиана: умерить его мстительность зримыми свидетельствами того, с каким уважением относился ко мне его «отец».

Я осталась одна, удостоверилась, что меня никто не потревожит, и взялась за свитки не без трепета. Слова, написанные мертвыми, обретают иное значение. Они нашептывают нам тайные послания, увещевания или предостережения о том, что нам, живущим, неведомо. Я знала, что в нынешних обстоятельствах многие слова Цезаря покажутся мне зловещим предсказанием.

Я выбрала самую мягкую и удобную кушетку, устроилась на ней, поставила рядом маленький ларец и открыла крышку. Письма — к сожалению, немногочисленные — лежали внутри. Цезарь вел столь обширную переписку по военным и политическим вопросам, что для личной корреспонденции у него почти не оставалось времени. Кроме того, он был слишком предусмотрителен, чтобы писать слишком откровенно. Я помнила, с каким нетерпением ждала его писем после его первого отъезда из Египта, какой заброшенной и одинокой себя чувствовала. А когда дождалась, то первое же письмо — сейчас я медленно его развернула — оказалось таким обезличенным!

Теперь папирус стал ломким, и, когда я разворачивала свиток, с него опадали шелушащиеся чешуйки. Чернила выцвели ведь с момента написания минуло почти двадцать лет. Казалось, от свитка исходит запах времени.

Ее восхитительному величеству царице Египта Клеопатре привет.

Я рад получить известие о рождении твоего сына. Да сопутствуют ему здоровье, процветание и благодетельное правление, да будет его имя великим в анналах вашей истории.

Здесь, в Риме, я столкнулся с множеством серьезных и неотложных дел, на которые, однако, могу потратить лишь несколько дней, ибо мне предстоит отплыть в Карфаген, дабы завершить разгром собравшихся в Северной Африке мятежных сторонников Помпея. Я должен с ними покончить.

Когда все будет сделано, я пошлю за тобой и надеюсь, что ты сможешь отвлечься ненадолго от своих обязанностей по управлению Египтом и посетить Рим.

Твой Гай Юлий Цезарь.

И это все. Но теперь слова обретали несколько иное значение. Для того чтобы имя моего сына стало «великим в анналах истории», ему необходимо выжить, чего я всеми возможными способами и пытаюсь добиться. Что касается проблем, с которым сталкивался Цезарь в Риме, то они были разрешены — что и повлекло за собой его смерть. Он оказался жертвой этого кризиса, как и я сейчас. Даже величайшие из великих бывают повержены, невзирая на свою мудрость и силу. Доблесть вовсе не гарантирует триумфальный конец. Как я могу надеяться преуспеть там, где потерпел неудачу Цезарь? Да и приглашение в Рим сейчас звучит по-другому: скоро я получу такое же от Октавиана, только не приму его.

Я отложила это письмо и открыла другое.

Божественной и могущественной Клеопатре, царице Египта, привет.

Война закончилась, и я одержал победу. Кампания выдалась трудная, и на сей раз я не вправе отчитаться словами «veni, vidi, vici» — пришел, увидел, победил. Правда звучала бы так: пришел, увидел, выжидал, планировал, маневрировал, отступал, наступал. Но главное — это конечный результат: vici.

Да, значение этих строк теперь тоже выходит за пределы того, что он имел в виду, когда писал. Конечный результат — вот главное! Ныне, в час подведения итогов, Цезарь напоминает мне об этом.

Даже если ты выигрываешь поединок, окончательная победа не всегда остается за тобой. Цезарь не проиграл в жизни ни одного сражения, но пал от руки соотечественников. Правда, после его кончины соотечественники провозгласили его богом.

Череда побед, поражение, новая победа. Величайшая победа… Великое колесо судьбы продолжает вращение, и не каждому удается увидеть пресловутый «конечный результат» при жизни.

«Цезарь, ты ушел раньше меня, — беззвучно сказала я ему. — Я постараюсь последовать за тобой достойно, насколько смогу, до конца оставшись непобежденной. Ибо, как показал ты, человек способен восторжествовать даже над смертью. Более того: сама его смерть может стать основой будущей жизни».

Только вот идти на это порой приходится, не зная «конечного результата».

Я вернула письма в ларец, положив поверх тех немногих, что оставались внутри. Может быть, я позже доберусь и до них. Я задержала на них руку, стараясь почерпнуть силу из самой их способности сохраняться, но тут меня отвлек осторожный стук в дверь.

— Госпожа, — послышался голос Хармионы.

Я вообще-то приказала не тревожить меня, но поскольку с письмами уже закончила, то откликнулась.

— Да?

— Госпожа, пришел Эпафродит. Впустить?

— Пусть войдет.

Пора вернуться к неотложным делам.

Эпафродит ввалился в комнату с двумя сумками под мышками.

— Госпожа, — заговорил он с порога, поклонившись, — вот списки, которые ты велела мне сделать, вместе с описанием сокровищ.

Он поднял одну из сумок.

Я хотела точно знать, чем мы располагаем и что можно спасти от Октавиана.

— Спасибо.

Я потянулась за сумкой, но она была набита битком и оказалась слишком тяжелой.

— Подведи итог, — распорядилась я и, спустив ноги с кушетки, перебралась к письменному столу, куда жестом позвала и его.

Он положил сумку на стол, извлек ее содержимое и развернул первый свиток.

— Вот окончательные подсчеты. — Эпафродит ткнул пальцем в колонку цифр. — К сожалению, должен сообщить, что Египет процветает. Мы собрали лучший урожай за многие годы, а нынешний разлив Нила предвещает повторение прибылей. Полностью возмещены потери при Актии и даже утрата флота, направленного в Красное море.