— Ухожу, ухожу… — замурлыкал брат Альфонсо, пятясь и кланяясь. — Как будет угодно Вашей Светлости… Но умоляю вас, милорд, не забывайте, что даже князь должен склоняться перед прелатом.
Дверь за ним закрылась, но перед глазами аббата уже распахнулась другая дверь, величественные врата, за которыми открывалась великолепная перспектива власти и величия, перспектива, о которой он никогда раньше не задумывался, притягательная, соблазнительная…
* * *
Леди Элизабет оторвала голову от подушки, перекатилась на бок, не понимая, кто ее разбудил. Она потянулась было к мужу, но вспомнила, что вчера он снова не возвратился домой. Ничего особенного, он часто уезжал охотиться далеко и допоздна, так что оставался ночевать у сэра Уиттлси. Но осознание того, что его нет с нею рядом, почему-то навеяло страх.
Она нахмурилась, недовольная собой, и выскользнула из-под одеяла. У нее достаточно слуг и служанок, и даже стражников; они защитят ее, если понадобится. Судя по всему, она волнуется понапрасну — если бы ей угрожала настоящая опасность, стражники уже подняли бы весь дом на ноги и сражались бы с незваными гостями.
По спине пробежал холодок, словно потянуло сквозняком. Интересно, подумала она, почему ей представляются именно враги, вторгшиеся на их обнесенную рвом усадьбу? Почему не пожар, наводнение или драка между слугами?
Женские страхи, строго сказала она про себя, нащупав халат. Но она еще не успела накинуть его на плечи, как за дверью послышалось легкое звяканье, и сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. На мгновение она застыла, скованная ужасом, но потом все-таки заставила себя сделать шаг к двери. «Что за ерунда, — сказала она себе. — Я дочь рыцаря и не должна обращать внимания на всякие глупости».
Но звон раздался снова, и сердце бешено заколотилось. Она сделала еще шаг, нащупывая во тьме невидимую дверь…
Дверь сама распахнулась перед женщиной, медленно, скрипучим зевком, и она остановилась, как вкопанная. Уже не страх, но ужас пронизал ее: на фоне слабого света лампы, висевшей в коридоре, перед ней возвышался черный силуэт человека, облаченного в рыцарские доспехи. Волна ужаса чуть не заставила ее броситься наутек, но в последний момент леди Элизабет обуздала этот порыв и спросила:
— Кто ты, что входишь столь неподобающим образом в мою опочивальню?
Из-под закрытого забрала не донеслось ни слова.
— Кто ты? — повторила она, с облегчением чувствуя, как страх превращается в злость. — Как посмел ты пугать меня, вваливаясь сюда нежданно, без объявления? Имей же хоть малую толику вежливости и скажи мне свое имя!
Неподвижная фигура все так же пялилась на нее.
— Открой хоть забрало! — в отчаянии вскрикнула она. Хорошо, славно — она уже приближалась к бешенству. Что угодно, только не этот непереносимый страх!
— Открой забрало и позволь хотя бы увидать тебя!
Рука человека поднялась к шлему, и пока он поднимал забрало, она ощутила дрожь триумфа…
Голый, весело оскалившийся череп смотрел на нее пустыми дырами глазниц.
Ужас сразил ее, и она завопила, и вопила, и вопила до тех пор, пока милосердное бесчувствие не заявило своих прав, и она не упала в долгожданном забытьи.
* * *
Род надеялся, что это пройдет, если он не будет обращать внимания, но прошло уже восемь дней, а маленький Грегори все еще хотел быть монахом, когда вырастет. Какое-то время Род уповал на то, что это просто заскок, но понимал, что уделить этому хотя бы показное внимание придется. Вот почему он со своим младшеньким сейчас пробирался через лес (пешком, а не по воздуху, чтобы не перепутать местных обитателей), направляясь к хижине новоиспеченной раннимедской обители ордена Святого Видикона Катодного.
Зачем он вел туда мальчика, если с таким скептицизмом относился к подобной перспективе? В этом-то и было все дело — Гвен вовсе не разделяла его скептицизма, напротив, она пребывала в восторге. Любой средневековый родитель был бы в восторге — отдать сына в монастырь значило мгновенно получить определенное положение в обществе. Не то чтобы главная ведьма всея Греймари всерьез беспокоилась о таких мелочах (хотя определенно была бы довольна, если бы большинство людей смотрели на нее с одобрением), просто ей приятно было бы сознавать, что и она тоже «в близких отношбениях» с Миром Иным.
Хотя Род знал, что дело даже не в этом. Гвен была просто счастлива при мысли о том, что одного из ее детей ждет верная дорога в рай, в отличие от всех остальных. Должен признаться, подумал Род, это неплохая идея, но… но он не был в этом так уверен. Слишком многих духовников он повидал за свою жизнь.
— Это несколько больше, чем видно снаружи, сынок, — с этими словами они ступили на тропинку, ведущую К дверям хижины. — Это не просто молитвы и размышления.
Тут он указал на трех монахов, пашущих поле.
— Вот так они проводят большую часть времени — в добродетельной, тяжкой работе.
— А почему они называют ее добродетельной? — спросил Грегори.
— Они думают, что работа помогает отгонять грешные помыслы прочь. А на мой взгляд, так она их просто выматывает.
— Что же, и усталость может удержать плоть от искушения, — кивнул Грегори.
Род уставился на мальчика, изумленный (в который раз) тем, что парень понимает уже очень многое. Он прав, наверное — после того, как десять часов кряду тащишь за собой плуг, на прегрешения остается не очень много сил.
Старший из пахарей поднял голову, заметил их и поднял руку. Его товарищи остановились, старший высвободился из упряжи и запрыгал через борозды им навстречу. Подойдя поближе, он окликнул:
— Приветствую вас… Ба, да это лорд Чародей! И его младшенький.
— Рад встрече, — Род был удивлен, узнав в монахе отца Боквилву.
— И добро пожаловать, — священник подошел к ним, отряхивая руки. — Что привело вас к нам, лорд Чародей? Наши братья снова причиняют вам хлопоты?
— Нет… впрочем, да, но ничего неожиданного. К нашему визиту это не имеет никакого отношения, — тут он хлопнул Грегори по плечу. — Вот причина.
— Ваш мальчик? — на мгновение на лице священника отразилось удивление, затем он улыбнулся и жестом пригласил их к дому. — Да, здесь парой слов не обойдешься. Пойдемте, сядем, поговорим.
Род пошел вслед за ним, сжав плечо Грегори, чтобы придать уверенности. Не себе, а Грегори, конечно.
— Брат Клайд! — позвал отец Боквилва, когда они подошли поближе к дому.
Здоровенный монах удивленно поднял голову, затем отложил кельму и направился к ним.
— Это брат Клайд, — представил подошедшего отец Боквилва Грегори. — Как видишь, он трудится в поте лица своего, как и все мы. И если его работа кажется легче моей, то знай, что вчера он трудился на моем месте.
Большой монах улыбнулся и протянул Грегори руку. Ладошка мальчика утонула в здоровенной лапище, и Грегори, раскрыв рот, уставился на здоровяка.
