Спи сладким сном, не помни о прошлом. Дом, где жила ты, пуст и заброшен. И мхом обрастут плиты гробницы О, маленькая девочка, со взглядом волчицы
Звездопад
Звук мотора лодки Корнева затих вдалеке, а Лия и Ильинский всё стояли в воде, не замечая того, как ярко-жёлтые лучи солнца всё сильнее прорезают листья прибрежных ив, играя на речной глади. Ильинский так и не отпустил от себя Лию, и она стояла, прижавшись к нему, рассеяно проводя пальцами по его плечу и глядя вдаль. Мысли были обрывочными и не задерживались, думать сейчас совершенно не хотелось. Происходящее до сих пор казалось чудесным сном, когда стоит только пошевелиться, и тонкая грань между грёзой и явью превратиться в пыль.
Совсем рядом из воды внезапно выскочила рыба, которая, должно быть, заметила комара и тут же плюхнулась обратно, поймав чешуёй солнечный свет и подняв фонтан крохотных брызг.
От резкого звука Лия вздрогнула, как будто просыпаясь, и рассеяно огляделась.
— Прохладно, однако, — заметила она, только сейчас начиная чувствовать, что вода в реке после дождей на редкость холодная. Для убедительности она кашлянула.
Ильинский встряхнулся, как будто отгоняя морок и, не говоря ни слова, направился к берегу, почти неся на себе Лию, которая крепко вцепилась в его куртку. Когда подошвы коснулись твёрдой земли, Лия в полной мере ощутила, как хлюпает вода внутри сапог, пропитав тёплые носки и чуть побулькивая при каждом движении.
«Попробую не двигать ногами», — подумала она, расстёгивая чуть подрагивающими от холода пальцами насквозь мокрый бушлат, рубашка под которым оказалась не менее промокшей. Влажная ткань липла к телу, а речной ветер неприятно холодил кожу. Лия почувствовала, как покрывается мурашками. Она недовольно стянула с себя неподатливый тяжёлый бушлат и, стараясь касаться его как можно меньше, бросила на траву рядом с собой. Она хотела снять обувь, чтобы вылить из неё воду, но на мгновение потеряла равновесие, стягивая сапог.
— Блядь!
— Что за слова? — она и забыла, что при Вадиме Борисовиче никому нельзя было материться. А Ильинский, в глазах которого плясали весёлые искорки, продолжил: — Вы же интеллигенция. Чёрт возьми — выражайтесь культурно, как от вас этого и ждут.
— Извините меня, пожалуйста, — в тон ему ответила Лия, стягивая второй сапог и оба носка, которые было хоть выжимай. — Я нечаянно, — она улыбнулась и перевернула сапог. На утоптанную траву берега хлынул поток воды. — А водичка-то ледяная.
— Тёплая, — возразил Вадим Борисович. — По крайней мере, теплее, чем когда я тонул.
— А когда вы тонули? — Лия с удивлением посмотрела на Ильинского. — Вы мне не рассказывали. А расскажите сейчас!
— Нет, — коротко усмехнувшись, ответил Вадим Борисович. — Вот покурю, тогда может быть. — Он похлопал себя по нагрудным карманам куртки и извлёк оттуда измятую пачку сигарет, по которой сразу можно было понять, что она промокла насквозь. — Смотри, что ты сделала, — он расстроенно выбросил пачку в густой ивняк. — Придётся теперь тащиться за сигаретами через всю деревню.
— Я могу сходить за вашими сигаретами, — наклонив голову, от чего непослушные пряди упали на лоб и залезли кончиками в глаза, произнесла Лия.
— Не надо, я сам схожу, — ответил Ильинский, подходя к Лие. — Можно? — он поднял руку и коснулся кончиками пальцев её лица.
— Конечно, — тихо произнесла Лия, чуть улыбаясь. Сердце стукнуло особенно сильно, а затем забилось, словно птица в сети.
Вадим Борисович аккуратно провёл ладонью по скуле, убирая волнистые пряди за ухо. Во рту пересохло, а щёки начинали гореть. Лия опустила глаза, чувствуя, как дрожь пронизывает всё её тело от одних только прикосновений Ильинского.
— Тебе есть, во что переодеться? — он внимательно посмотрел на неё сверху вниз.
— Нет. Все мои вещи увёз на лодке дядя Витя, — ответила Лия, вдруг отчётливо понимая, что всё, что у неё есть, надето на ней. И это всё мокрое насквозь и сейчас облепляет её тело, не оставляя Ильинскому простора для фантазии.
Она опустила взгляд и увидела, что её белая рубашка как нельзя более кстати обрисовывает грудь, а сквозь влажную ткань просвечивает бюстгальтер.
«Ой! — щёки, казалось, горели огнём. — Как неудобно-то…»
Лия исподтишка посмотрела на Вадима Борисовича, но только встретилась с ним взглядом. На душе стало легче, видимо, он не обратил внимания на её внешний вид, но в тоже время было как-то обидно — он ведь не обратил на неё внимания!
— Почему не попросила вытащить свой рюкзак?
— Вы видели глаза Малиновского? — усмехнулась Лия, проводя пальцами по влажным, начавшим виться ещё больше, чем обычно, волосам, очертив прядку, которую заправил за ухо Ильинский. — Я думала, он сейчас нас убьёт!
Нас. Слово приятно и непривычно кольнуло сердце, разлилось удивительным, почти ощутимым вкусом на языке. Она часто произносила это слово раньше, подразумевая при этом что угодно: коллектив стационара, студентов, себя и Ильинского во время выступлений на конференциях. Но если раньше это было просто слово, обозначавшее безликих обобщённых людей, то сейчас краткое и просто «мы» приобрело совершенно другое значение. Надо было только увериться, особенно убедить разум и кружащуюся в пыли не угасших сомнений душу, что всё это реально.
