Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
Это не настоящий бой. Сценарий расписан по главам. Столы расставлены, меня съедят. Но я постараюсь. Я буду очень стараться. Если мне повезет, если мне крупно повезет, я задену рогом одного из них. Я убью его. Я не хочу ничьей смерти, но если они так хотят – что ж. Если им очень сильно хочется видеть кровь, пусть это будет не только моя кровь. Пусть он умрет вместе со мной. Он выбирал профессию в отличие от меня. У меня получится. Я надеюсь.
Я – хороший бык.
Little boxes
«Маленькие коробочки» США – вереница небольших, похожих друг на друга домов в пригороде, где живут похожие друг на друга люди. Американский ответ расизму. За всю свою жизнь я не накопил столько букв и смыслов, чтобы рассказать об этом. Расизм рассматривают как способ разделения людей и причину вражды к представителям иной расы. «Коробочки» же разделяют людей своими стенами, помещая их в ячейки, лишенные какой-либо оригинальности. Лишь очень немногие разглядят в них красоту расового многообразия – красоту притягивающую, красоту пугающую, красоту, заставляющую посмотреть на себя и на людей вокруг, не отрицая неизбежного факта различий в цвете кожи, разницы по месту рождения и полученному образованию.
Я – латиноамериканец. У меня латиноамериканский вид. В этом нет ничего плохого, как нет и ничего хорошего. Тем более в этом нет ничего хорошего, когда ты узнаешь, что мелкие завитки твоей прически выдают в тебе еще и негритянское происхождение.
Я – жгучая смесь рас, представитель сотен наций и народов. Я родился нерусским, а родиться нерусским – это не то же самое, что родиться русским. И никто меня не поймет, когда я скажу, что родился нерусским, кроме русских. Или нерусских. Мне можно. Мне можно рассказывать о русских и нерусских. Мне можно. Я русский. Или нерусский. Это не имеет значения.
Немножко трудно будет объяснить, но я постараюсь. Я очень постараюсь. Всю свою сознательную жизнь я учил русский язык. Лучший в классе, лучший в школе и один из лучших «знатоков» русского языка – я: всегда нерусский и навечно русский; лауреат «Русского Букера», самый русский из всех русских; смуглая кожа, нос горбинкой, черные вьющиеся волосы, темная радужка глаз. Почему-то из всех расовых признаков моего тела окружающих меня людей особенно не устраивали мои глаза. Глаза как глаза, ничего особенного, но им не нравился их цвет.
Я не то чтобы очень хотел сменить свои внешние признаки. Если бы у меня была хоть одна действующая рука, или две. Если бы мое тело могло сжать горло обидчика, о цвете моих глаз можно было бы и поспорить. И совсем-совсем нелепая и гордая мечта о пистолете, простом кольте, унесла бы меня далеко-далеко, в бой, в кровавую схватку с голубоглазыми белокурыми бестиями.
Тот, простой и уютный, без излишеств цивилизации, уютный русский расизм ближе и понятнее мне, чем утонченный, изысканный расизм старой Европы. Русский расизм честнее и проще европейского. Но даже европейский расизм ни на сотую долю не приближается к грубому и прямому расизму США.
* * *
Девушка. Обычная латиноамериканка. Быстро и уверенно моя коляска подъезжает к высокому окошечку очередной бюрократической цепи. В обществе равных возможностей я выгодно выделяюсь среди окружающих.
– Не будете ли вы против, если вас обслужит представительница альтернативной языковой группы?
Я не против. Я очень даже не против. В стране, где почти треть населения говорит по-испански, «альтернативная языковая группа» всего лишь набор букв для обозначения испанского языка. Девушка чуть приподнимается, чтобы рассмотреть меня.
– Вы в коляске. Обычно такие дела должны быть рассмотрены в течение месяца, но я посмотрю, что можно сделать. Счастливого вам дня!
Через неделю, день в день, мои документы в аккуратном конверте приносит всегда молчаливый парень с кожей цвета кофе с молоком, узким носом и карими глазами.
– Распишитесь здесь и здесь. Удачи вам!
Удача везде и всегда теперь будет сопутствовать мне. Ведь я – латиноамериканец.
* * *
Супермаркет. Огромный супермаркет. Все удобно, все просто замечательно. Можно позвать менеджера и попросить дать мне помощника.
– Не согласитесь ли вы, чтобы вас обслуживал человек альтернативной языковой группы?
– Конечно, мы с Хорхе неплохо договорились в прошлый раз.
Мы идем по супермаркету. Я следую за Хорхе.
– Тебе нравятся эти помидоры, Хорхе? Какие, например, ты купил бы сам?
– Никакие. Эти помидоры невозможно есть.
– Я жил в Испании, Хорхе, а ты в Мексике, мы с тобой оба не можем проходить мимо рыбного отдела.
Хорхе улыбается. Он, так же как и я, понимает, что рыбный отдел у нормального продавца рыбы не пахнет. Во всяком случае, и в Испании, и в Мексике рыбу продают свежей. Мы выбираем все продукты по списку.
– Привет, как дела? – спрашивает меня продавщица на кассе.
– Нормально, – отвечаю я, – могло быть и получше, но жаловаться нечего.
– Послушай, Рубен, моя подружка хочет перебираться в Испанию. Что ты сказал бы ей?
– Я сказал бы ей, чтобы она и не думала о такой глупости.
– Но она думает, что там будет легче. Там все говорят по-испански.
– В том-то и дело, – говорю я, – в том-то и дело. На работу, например, в супермаркете ей не устроиться. В супермаркете работают только испанцы. Работы нет, а та, что есть, уже занята кем-то из своих. Здесь ты никто, а в Испании – конкурент. Здесь тебе платят деньги, на которые можно снять жилье. В Испании твоей подруге придется жить с хозяевами. И еще. Деньги. Там твоя подруга будет, в лучшем случае, прислугой. А работать прислугой в Испании намного тяжелее, чем работать в США.
Я расплачиваюсь, а женщина обсуждает мои слова с подругами на кассе. Мне понятно каждое слово. Ведь я – латиноамериканец.
* * *
Мы с Риной снимаем квартиру в жилищном комплексе. Все централизованно: централизованное обслуживание, централизованный сервиз, централизованный бардак. У нас засорился унитаз. Бывает. Моя жена на работе. Договариваться со специалистом приходится мне. Он быстро заходит и очень быстро собирается уходить.
– У вас в квартире два унитаза. Я записал, что вызов не срочный.
Я понимаю, что сантехник не очень любит свое начальство и своих клиентов. Деньги за его работу все равно уходят владельцу комплекса. Он искренне не понимает, что белый мужчина не может починить унитаз. Чаевых не бывает. Чаевых не дают даже за ночной вызов. В буклете жилищного комплекса особенно подчеркивается, что сотрудникам комплекса категорически запрещается брать чаевые. В моем случае все сложнее, понятно, что я не смогу починить унитаз сам. Цвет моей кожи и непокорные вьющиеся волосы выдают мое «неблагородное» происхождение. Видно, что мужчина колеблется. Я его понимаю, я знаю, что значит потерять работу.
– Пожалуйста, – говорю я, – посмотрите – второй унитаз недоступен для коляски.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
