Все проходило чинно и беспрепятственно, покуда вдруг недалеко от подъемного мостика, почти в сотне метров от наблюдательной рубки, не прогремел взрыв, который сотряс весь сухогруз от кончика мачты до самого киля. Все одиннадцать товарищей и бравый капитан, как подкошенные, разом рухнули на палубу. На судне и в обозримом пространстве вокруг него поднялась невообразимая суматоха. Владелец «Авраама Линкольна» пулей соскочил на берег. Всем не терпелось узнать, что произошло и что послужило тому причиной. Причал буквально кишел любопытными, которые на всех мыслимых наречиях перекрикивали друг друга. Все жестикулировали, каждый пытался высказал собственное видение случившегося. И лишь капитан продолжал сохранять спокойствие. Он поднялся на ноги, отряхнулся, надел фуражку, чинно поправил ее и откланялся, сказав при этом одиннадцати служивым, что они могут спокойно продолжать свою работу. Вскоре выяснилось, что ни техника, ни люди не пострадали. Мало-помалу люди стали возвращаться на свои места, и, как ни странно, никому по-прежнему не приходило в голову навести справки о находящихся на борту одиннадцати таможенниках. В суматохе о них вообще забыли. А еще через двадцать минут взвыли корабельные сирены, и сухогруз вышел в открытое море. Никто и не догадывался о том, что на борту его остались одиннадцать близоруких пассажиров и среди них — Мойше Камински, который совсем недавно изучал химию.
* * *
Ошеломленные удачей, одиннадцать беглецов устроились между штабелями бесчисленных коробок с меховыми изделиями. Теперь у них было достаточно времени задуматься над превратностями своей судьбы и оценить все опасности предстоящего путешествия через Берингово море.
Менахем, как всегда, видел все в мрачном свете:
— Нас найдут. Во все российские порты разослана ориентировка на нас. Если где-нибудь между Сахалином и Камчаткой разразится шторм, нам несдобровать. Этот проклятый американец вынужден будет пристать в Тиличиках или в Анадыре, жандармы поднимутся на борт, и нашему путешествию конец.
— Никакого конца, — возразил ему крепыш Мордехай, — нас все-таки много. До сих пор мы сходили за железнодорожников, будет нужно, нарядимся матросами. В Иркутске все прошло гладко — разве не так? Да я, если что, голыми руками могу…
— Оставь ты меня в покое с твоими голыми руками, — остановил его Бэр. — Иркутск был всего лишь первородным грехом в нашей жизни. Сила вместо духа. Стыдно должно быть нам! Чем мы лучше наших врагов?
— А что нам оставалось делать, танцевать с ними? — не согласился второй по старшинству.
— Не танцевать, а разговаривать. Как люди с людьми. Но мы для этого чересчур примитивны.
— С российскими жандармами хочешь ты разговаривать? С профессиональными убийцами, с нашими кровными врагами? Если бы мы их не прикончили, они прикончили бы нас. — Шломе все сильней и сильней распалялся. Соперничество с самым старшим так и хлестало из него, и он горячился: — Они утопили бы нас в Охотском море, как котят. И ничего не осталось бы от нас, кроме жалкого полицейского рапорта. Кому-то сильно хочется заманить нас в ловушку. И этот «кто-то» зовется Бэр. Он убеждает нас, что мы обрели бы свободу, всего лишь мирно поговорив с нашими палачами. И никакого насилия. Как люди с людьми. Да они изрубили бы нас в котлеты!
Бэр слушал и только улыбался:
— Дрейфус стоял в дерьме глубже нас. И он остался в живых. Ловушка, которой пугает нас Шломе, испарится, скорее всего, после Аляски. Аляска принадлежит Соединенным Штатам Америки. Там мы обретем свободу и начнем новую жизнь.
— Пока мы туда доберемся, мы сдохнем от голода. У нас нечего в рот положить.
— Значит, опустошим кухню.
— И тогда они узнают, что мы здесь, и выдадут нас кому следует.
— Американские матросы? Пролетарии, достоинством в двадцать четыре карата, которые стоят на нашей стороне! Спорю, что среди них есть товарищи!
— И как ты собираешься их распознать — при помощи лакмусовой бумажки?
Лазик до сих пор молчал. Он лежал на спине, погруженный в собственные мысли. Вдруг он щелкнул пальцами и воскликнул:
— Я приведу их сюда!
— Кого?
— Товарищей, разумеется!
— И как ты это сделаешь?
— Увидите.
Лазик был современным Орфеем. Он очаровывал всех: за ним бегали женщины, к нему тянулись мужчины. Он играл на различных инструментах и очень похоже подражал голосам животных.
Вечером, когда матросы разошлись по своим каютам, над палубой зазвучали вдруг чарующие звуки, напоминающие птичьи голоса. И только внимательно прислушавшись, можно было уловить подаваемый кем-то сигнал, зашифрованный в щебете птицы. Но услышать этот тайный знак мог лишь тот, кто знал революционный гимн: «Слушайте, люди, призыв к последнему бою…».
На сухогрузе действительно было кому услышать этот сигнал. Двое матросов приняли и сразу откликнулись на него. Они спустились в трюм и обнаружили там тайных пассажиров, которые немедленно оказались под покровительством единомышленников, и впредь им не нужно было дрожать от страха.
* * *
Спустя три недели провинциальный листок — единственная на Аляске ежедневная газета «The Ketschikan Tribune» — вышел с крупным заголовком, тут же перепечатанным всеми без исключения сенсационными вестниками Нового Света: «Царские смертники сбежали на Аляску!» Под ним стояло следующее: «Одиннадцать революционеров из России — точнее, из Варшавы, приговоренных к смертной казни, непостижимым способом тайком проникли на борт сухогруза „Авраам Линкольн“ и от самого Владивостока через Берингов пролив благополучно добрались до американского континента. Без содействия американских единомышленников подобная смелая выходка была бы совершенно невозможной. Для наших учреждений, ведающих морскими перевозками, дерзкая акция эта должна стать серьезным предупреждением. Не имея при себе абсолютно никаких документов, одиннадцать бунтарей утверждают, что они родные братья. И хотя странные беглецы более месяца не мылись и не брились, они производят впечатление вполне цивилизованных людей. Нашему ведущему репортеру Бобу Фергюсону удалось побеседовать с ними и задать им вполне естественный вопрос: что, собственно, толкает их жертвовать своими жизнями ради разрушения нашей цивилизации. На свой вопрос он получил целый ряд объяснений, которые мы приводим здесь с некоторыми сокращениями: Бэр Камински, 24 года, рост средний, телосложение плотное, явно выраженный лидер группы: „Если кто-то и разрушит нынешнюю цивилизацию, то это будем не мы, а воротилы власти, которые поработили всю планету, истребляют народы и организуют кровавые бойни. И если все мы не окажем им сопротивление, они приведут всю планету к полному краху человечества“.
Шломе Камински, 23 года, носит очки, выглядит человеком недальновидным, несговорчивым и саркастичным: „Нынешнее индустриализированное общество основано на свободной конкуренции, то есть на всестороннем порабощении слабого сильным. Поскольку же слабых большинство, однажды они все равно всю эту нынешнюю цивилизацию разнесут в щепы“.
