Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Генерал Супрун еще раз оглядел бравого сержанта, сказал майору негромко:
– На пару слов.
Генерал, адъютант и майор вышли из кабинета, дверь за собой прикрыли аккуратно. Василий стоял, боясь глядеть на лысого, в голове вертелась одна только мысль: «За что его? За что?» К мысли этой почему-то примешивалось несвойственное Кураеву чувство стыда и тоски, и даже в ногах чуялась слабость.
Вдруг лысый заговорил – быстро, деловито:
– Сержант, тебя как зовут?
– Василий Кураев, – почему-то подтянувшись, отвечал сержант, хоть это было и не по уставу: нигде не сказано, что арестованному нужно рапортовать по всей форме и вести с ним светские разговоры. Тем более такому, с подозрением на шпионаж.
– Отлично. А меня – Рубинштейн, Иван Иванович.
– Рубинштейн? – упавшим голосом переспросил сержант. – Из евреев, что ли?
Тот только поморщился нетерпеливо, но законных сомнений не опроверг.
– У меня, – сказал, – в кармане мобильник. Я прошу тебя – возьми его себе. На него должны позвонить…
– Вас шлепнуть хотят, – перебил его Кураев, хотя за такие слова уже самого его ждал не выговор, а натуральный трибунал.
– Знаю, – кивнул загадочный собеседник, – потому и прошу. Звонок очень важный, нельзя его пропустить. А я, сам понимаешь, в ближайшее время буду вне зоны доступа.
– Да вы что, гражданин Рубинштейн, какой еще звонок?! – Кураев взволновался неожиданно для себя. – Вас расстреляют сейчас, вы это понимаете?
Рубинштейн опять кивнул, опять нетерпеливо. Хотя нетерпение его понять было можно: конец маячил совсем рядом, руку протяни.
– За меня не беспокойся, есть вещи поважнее, – проговорил Рубинштейн. – Твоя задача будет, как позвонят, встретить этого человека и довезти его куда скажет, целым и невредимым. Понимаешь, Василий, целым и невредимым? Это очень важно, солдат, очень важно…
Рубинштейн впился в сержанта глазами-лазерами, жег из-под очков. И Василий вдруг понял, что на самом деле очень это важно – ответить на звонок, гораздо важнее всего остального, что когда-то было в его жизни. Важнее даже того, что очень скоро сам Рубинштейн уляжется на снег с кровавой дыркой в груди, закатив в пустые небеса стеклянный белый взгляд.
Василий, ничего уже не спрашивая, подошел к Рубинштейну, порылся в карманах, вытащил старый, видавший виды мобильник. Еле успел спрятать – в кабинет зашли майор, генерал Супрун и его адъютант. Генерал подозрительно глянул на арестованного, потом на сержанта.
– Говорил что-нибудь? – спросил.
Василий с ужасом понял, что соврать ужасному генералу не сможет, ну, просто не посмеет. Но тут его словно кто в спину толкнул и рот сам, без его участия, браво отрапортовал:
– Никак нет, товарищ генерал!
– Что, и попыток не делал? – удивился Супрун.
– Так точно, делал. Но были нещадно пресечены…
– Молодец, хвалю, – кивнул Супрун, хотя и было в его голосе легкое сомнение.
Рубинштейна подняли, как был, в наручниках, повели на улицу. Конвоировал его Василий, сзади топали, на нервы действовали генерал с адъютантом.
Сержант вел приговоренного на задний двор и дальше, к небольшой лощине. Там, под прикрытием лесополосы, имелось у него укромное местечко – пристрелянное, тихое, хоть мать родную туда укладывай. Дно лощины мягко было присыпано снежком, в снегу же пообочь стояли невысокие, недавно высаженные и не набравшие еще силы клены и ольха. Среди голой степи место это казалось теплым, домашним, словно специально укрытым от превратностей войны.
Кураев нарочно шел длинным путем: все надеялся, что отстанет сволочное офицерье. У него у самого созрел уже план: не убивать Рубинштейна, никак не убивать, несмотря на лысый его вид и еврейское происхождение. Привести к лощине, дать очередь в воздух, а самого отпустить – пусть драпает на все четыре. Если уж судьба ему – так уйдет, а нет – так он, Кураев, ни в чем не виноват. «Не виновен я в крови сего праведника!» – вспомнилось ему невесть откуда – то ли из уроков православия в школе, то ли, наоборот, из церкви, куда его пацаном водила бабушка, на отмаливание впрок не совершенных еще грехов. Как в воду смотрела божья старушка, грехов у него накопилось немало…
Но грехи грехами, а хитрый план срывался. Впереди, не оглядываясь, шел Рубинштейн – руки скованы, сзади напирали Супрун с адъютантом. Непохоже было, что скоро отстанут, напротив. По всему выходило, что так и дойдут вместе прямо до лощины, дождутся последнего выстрела, может, еще и пнут бездыханное тело для проверки – с них станется, зверюги, в ГРУ только таких и берут.
Василий наконец не вытерпел, повернул-таки голову вбок, скосил глаза. И увидел такое, совсем нерадостное: метрах в десяти сзади, уже за генералом, топали двое срочников с автоматами. Дрогнул Василий, мысли поганые, предательские зароились в мозгу. Что этим срочникам надо, чего, почему? С каких пор такое усиление? Или думают, его одного мало, чтобы шлепнуть очкастого, пусть хоть он и сам Джеймс Бонд, на что, между нами, совсем не похоже… Может, начальство доверять перестало? Или, не к лешему будь помянуто, сперва он этого Рубинштейна грохнет, а потом и его самого – для пущей секретности? Эх, сержант, не вовремя ты вернулся, зря попался майору на глаза. Расстрельными делами не ты один занимался, могли бы и другого взять. А теперь что? Со святыми упокой или еще как?
Можно, конечно, развернуться, одной очередью скосить всех четверых – и срочников, и офицеров. Ну, а потом что? Бежать с очкастым на руках? Куда бежать, я вас спрашиваю? К укропам, может, где правосеки свирепствуют, из неповинных-то людей живьем жилы тянут, а уж русского солдата точно не пощадят… Или, что ли, через границу домой махнуть? Ну, даже и через границу, на одних ногах далеко не уйдешь, вертолеты поднимут, отправят группу захвата с собаками – и все, аминь. Хорошо, если на месте шлепнут, а то отвезут к особисту, станут молниями из розетки бить, душить слоником, к небесам за причиндалы подвешивать…
Но как же быть тогда сержанту? Неохота, чтобы в расцвете лет свои же расстреляли – да и за что? За верность Родине? За образцовое выполнение воинского долга? Рубинштейн этот ладно, хотя бы знает, за что страдает. А он-то чего и почему?
Нервы у Кураева напряглись, как струна, вот-вот лопнут. Не сдюжит сержант, пальнет по своим же, побежит, а там уж как Бог расположит. Будет его интерес – не выдаст, не будет, так и обыкновенная свинья сгрызет, не то что особист и группа захвата.
На счастье, пришла вдруг спасительная мысль: не отправили бы срочников его расстреливать, такое дело только контрактникам поручить можно, ну, или уж самим офицерам.
В ответ на эту мысль, здравую, оптимистическую, высунулась другая – сволочная, страшная. А может, не срочники его грохнуть должны, а сами господа приезжие генералы и подполковники? Там, в ГРУ этом собачьем, о чистоте воротничков не очень-то заботятся, и не такие штуки откалывают. Но если так, то, опять же, зачем срочники? Они ведь это все увидят, придется то ли объяснять им, то ли самих тоже к ногтю…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
