Бретт решил не обращать внимания на письмо. Дон Фелипе как был, так и оставался равнодушным ублюдком, а София — все той же сучкой. Елена наверняка все та же шлюха… и ему на всех на них плевать. Он скомкал письмо и бросил в камин.
Будь проклят этот Бретт д'Арченд.
Сторм яростно расхаживала по спальне, вес еще в костюме для верховой езды. Она не могла не думать о нем, не могла избавиться от стоявшего перед глазами смуглого красивого лица. Она не могла забыть, как освещалось изнутри его лицо, когда он улыбался, или как маленькие лучики разбегались от его глаз в редкие моменты хорошего настроения. Проклятие!
Она не могла забыть ощущение его губ на своих губах, твердых и нежных, а потом — свирепых и злых. Она рухнула в кресло и закрыла лицо руками.
Ее тело ее предало. Пока разум пребывал в оцепенении, когда он поцеловал ее, ее тело поддалось, стало нежным, податливым, теплым, нетерпеливым. Ей нравились его поцелуи!
Даже теперь от одного только воспоминания ее бросило в жар.
До этого ее целовали только однажды, и ей это было отвратительно. Ей даже, никогда не нравились мальчики, кроме как в качестве товарищей, с которыми можно охотиться, скакать верхом и бороться. На нескольких последних торжествах, которые посещала ее семья, Сторм чувствовала себя чужой среди девушек своего возраста, у которых на уме была только одна тема — мальчики, Сторм считала их глупыми. Ее гораздо больше интересовало, что их лучшая кобыла собирается жеребиться, и что медведь стал таскать скот у соседей, и бандит Мак-Рей, за которым гонялись рейнджеры.
Сейчас Сторм ощущала себя несчастной. И разозленной. И униженной. Мысль, будто Бретт знал, что ей понравились его поцелуи, была совершенно непереносима. Похотливая свинья. Тщеславный павлин. Дерьмо. Слава Богу, У нее хватило ума сообразить, как далеко все это заходит. Она постаралась ему неплохо врезать. Ему было больно, она это точно знала, и эта мысль радовала ее беспредельно.
В дверь постучали; вошла горничная, неся обед, и Сторм поняла, что умирает с голоду. Она сразу накинулись на еду и прикончила все до последней кротки — бифштекс с картошкой, бобы и салат, и даже съела вишни из компота. Она ощущала такое смятение и стыд, что не решилась встретиться с Полом за обеденным столом внизу.
Сторм не была дурочкой. Она знала об отношениях между полами. Точнее, она с детства видела, как совокуплялись лошади, собаки и коровы. Однажды она даже застала своего брата Ника в кладовке с одной из горничных. Сторм невольно улыбнулась при этом воспоминании: Нику было всего шестнадцать лет, высокий и костлявый, он почти затерялся среди обширных прелестей чувственной ирландки. Так что она знала весьма много о том, как совокупляются мужчина и женщина, и сегодня днем она прекрасно поняла, что означала эта появившаяся между ними твердость. Это придало ей силы вырваться, вернуло ей здравый смысл. От этой мысли она вспыхнула. Бретт хотел овладеть ею, так же как Ник овладел Розой. Она покраснела еще больше: понимание происшедшего щекотало ей нервы.
Ей стало стыдно. Теперь она понимала, почему у отца и матери бывает такой одинаково довольный вид, почему они вечно дотрагиваются друг до друга и целуются. Но это совсем другое. Они были женаты. Они любили друг друга. Сторм никогда даже не задумывалась, что мужчин и женщин может тянуть друг к другу, но теперь, когда она это поняла, ей стало ясно, что это хорошо и правильно, если происходит между любящими мужчиной и женщиной. Но ведь она не любит Бретта, она его совершенно не выносит. Возможно, даже ненавидит его. И она ему уж точно не нравится. Тогда что же с ней происходит?
Неужели она становится потаскушкой вроде Бет Эллен? Бет Эллен, белокурая, голубоглазая дочь одного из соседей, была из тех девушек, что с тринадцати лет ходили гулять с мальчиками в лес. Сторм никогда не понимала почему, но ошибиться было невозможно: Бет Эллен вела себя совершенно по-разному наедине с ней или при родителях и когда поблизости появлялся красивый мужчина. При приближении Ника Бет становилась румяной и застенчивой, и, когда ей казалось, что никто не видит, она прижималась к нему. В остальное время она была скромна, как мышка. Однажды Сторм спросила, что в мальчиках такого особенного, и Бет Эллен только засмеялась.
Сторм думала, что ни за что не заснет сегодня ночью — такой несчастной она себя чувствовала, — но уснула почти сразу. Однако сон ее был полон сновидений. Сначала они были приятными: она снова дома, в окружении своей семьи. Потом они очутились на вечеринке на открытом воздухе, и там была Бет Эллен, одетая в такое платье, какие с недавних пор носила Сторм, в то время как все остальные были в обычных ситцевых платьях, за исключением Сторм, одетой в оленьи кожи. Рядом с искушающей красотой Бет она чувствовала себя уродиной.
Внезапно там же оказался Бретт. Он был чрезвычайно увлечен Бет Эллен, и она им. Оба не обращали внимания на Сторм. Ей было обидно, немыслимо обидно видеть их вместе. Когда они пошли прогуляться в лес, она последовала за ними и увидела, что они, обнявшись, катаются по земле, готовясь к совокуплению, Бретт услышал ее и поднял голову. Когда он ее увидел, он засмеялся, и Сторм проснулась. Это был только сон, и, проснувшись утром, она его сразу забыла, потому что у нее других забот хватало. Сегодня вечером она должна ехать к Холденам на небольшой прием. Ей не хотелось ехать. Ее смущало предчувствие, что гостями будут те же, что и на вечере у Фарлейнов, в том числе этот наглый распутник, Бретт д'Арченд.
Но она все же поехала, одетая в фиолетовое бархатное платье с таким же нескромным вырезом, как и у всех прочих, что она теперь носила, и без корсета — она даже слышать о нем не хотела. Они с Полом прибыли туда в семь, и Холдены чрезвычайно приветливо встречали их у входа.
Когда они вошли в дом, Сторм увидела его — неотразимо красивого и мужественного в черном вечернем костюме — разговаривающим с хорошенькой, будто с открытки, блондинкой и Фардейнами. Блондинка стояла рядом с ним, держа его под руку. Сторм ощутила приступ ярости. Очевидно, женщина была его партнершей на этот вечер. Ну, ей это совершенно безразлично. Бретт тоже сразу ее заметил, но Сторм, как будто не видя его, улыбнулась Марси и Гранту.
— Идем, поздороваемся, — сказал Пол, готовый двинуться в сторону четверки.
— О, вот и Джеймс, — воскликнула Сторм, награждая его сияющей, как она надеялась, улыбкой. Джеймс торопливо подошел к ним.
— Сторм! — Он склонился над ее рукой, не сводя карих глаз с ее лица. — Я надеялся, что вы будете здесь сегодня, Она улыбнулась:
— Спасибо, Джеймс.
Он попросил у ее кузена позволения увести ее, и тот, довольный ее поклонником, согласился. Джеймс с энтузиазмом повел ее знакомить с другими гостями. В сторону, противоположную Бретту
Вскоре Рандольф и еще двое юношей, Роберт и Ли, собрались вокруг Сторм, смеясь и пытаясь затмить друг друга забавными историями: каждый старался привлечь ее внимание. Никогда еще Сторм не чувствовала себя такой женственной и такой хорошенькой. Ей с трудом верилось, что это она, одетая словно принцесса, присутствует на изысканной вечеринке, окруженная четырьмя красивыми мужчинами, и каждый из них старается завоевать ее расположение. Один раз она украдкой взглянула в сторону Бретта, очень довольная, уверенная в том, что он видит ее потрясающий успех. Но он не смотрел в ее сторону. Он что-то говорил блондинке на ухо, и та вся залилась краской. Потом они глядели друг другу в глаза, словно двое влюбленных. Сердце Сторм екнуло, и ее вдруг стало подташнивать.
