Книга Гимназия неблагородных девиц - Дарья Донцова

— Ах, да! — спохватилась моя собеседница. — Точно. В тот день, когда Толя картину вернул, он вдруг остался чаю попить. Таня на работе была, а я дома оказалась. Глупая история у нас приключилась. Парень в туалет заглянул, вышел с брюками в руках, они сзади по шву лопнули. Я взяла штаны, включила машинку, та в гостиной стояла, Толя на кухне остался. Шов застрочить минут пять понадобилось, я вмиг управилась, а выйти в коридор не смогла. Жили мы в старой родительской квартире, ремонта после смерти мамы не затевали. Апартаменты здоровенные. Их нашему отцу как Герою Советского Союза дали. Михаил Степанович в Отечественную войну подвиг совершил. Бросился на немецкий дзот, на амбразуру.

Я сразу вспомнила школьные уроки истории.

— Как Александр Матросов.

— Да, — подтвердила Корделия, — только он погиб, а наш отец выжил. Ему за это жилье потом подарили в самом центре Москвы. Пять комнат. Папа очень скромным был, никогда «Золотую Звезду» не носил, она в коробочке хранилась. Даже на Девятое мая не вешал ее на костюм, орденами-медалями тоже не хвалился. Когда мы с Таней говорили ему: «Папочка, сходи в сквер к Большому театру, вдруг там будут твои однополчане», он отвечал: «Война осталась на войне. Незачем ее в мирную жизнь пускать. Ничего особенного я не совершил, тогда все героями были. Просто меня заметили».

Когда наша мама умерла, у нас с Таней денег на ремонт не нашлось. В квартире его сто лет не делали. Мама не работала, нас всех отец содержал, он был профессором, с лекциями по стране ездил. Мы ни в чем не нуждались. После его кончины жить стало труднее.

Корделия махнула рукой.

— Да это вам не интересно. В апартаментах на всех дверях замки были, они снаружи и изнутри закрывались. Зачем? Не знаю. Когда я брюки Толе застрочить пошла, запор случайно соскочил. Я ручку дергаю — дверь не открывается. Ключ со стороны коридора остался. Кричать начала, племянника звать. Не слышит. Хоромы километровые, я в одном конце, парень в другом. Оборалась я. Полчаса, наверное, прошло, пока я не услышала голос Толи:

— Тетя, ты там?

Я так обрадовалась:

— Отопри скорее!

В скважине зашуршало, племянник сказал:

— Заело. Сейчас отыщу инструмент.

В конце концов я в коридоре очутилась, укорила его:

— Почему сразу не пришел! Я горло сорвала.

Он ответил:

— Телевизор включил, не слышал.

И тут звонок в дверь, я открыла. Стоит девочка, худенькая, в короткой кацавеечке до пупа. Синяя от холода, зубами клацает.

— Толя тут?

Я ответить не успела, племянник выскочил в прихожую и налетел на нее:

— Чего приперлась?

Девушка залепетала:

— Ты сказал во дворе ждать, обещал через десять минут вернуться. Два часа прошло. Испугалась я.

Анатолий на нее чуть ли не с кулаками:

— Тебя не звали в гости! Вали отсюда.

Я ахнуть не успела, он бедняжку на лестницу вытолкнул, сам за ней выскочил, дверь закрыл. «До свидания» мне не сказал.

Я в глазок посмотрела. Вижу, Толя девочку пинает. Ну, тут уж я не выдержала, вышла из квартиры и велела ему:

— Пошел вон!

Племянник был весь от ярости красный, о щеку спички зажигать можно. Злобно так ответил:

— Сама отвали.

Корделия вздернула подбородок:

— Представляете? Такое родной тете в лицо бросить? Да я не Татьяна! Жестко отреагировала: «Замолчи. Иначе заставлю рот водой с мылом полоскать! Уходи немедленно». Он зубами заскрипел, но спорить со мной побоялся, знал: я могу ответить. Поэтому удрал.

Я девочку в квартиру завела, у нее из губы кровь текла. Велела ей умыться, чаю налила, прочитала лекцию на тему: «Немедленно уходи от мужчины, который на тебя руку поднял». Она заплакала.

— Тетя Корделия, я Толика больше жизни люблю. Сама виновата. Муж запретил к вам идти, а я не послушалась.

У меня сердце оборвалось.

— Вера, вы оформили отношения?

Она смутилась.

— Мы венчались.

Вот тут я чуть не рухнула. Рябовы отродясь в церковь не ходили. Мне прямо страшно стало.

— Вера! Уж не знаю, есть бог или нет, но венчание — серьезный поступок. Вы совсем молодые, разбежаться можете. Не стоило поспешный брак в церкви скреплять. Что твоя мама по этому поводу говорит?

Дурочка прошептала:

— Она не знает. Нас Толя венчал.

Я растерялась.

— Анатолий? Так он же не священник.

Глупышка рот рукой зажала, потом вскочила и в прихожую. Я за ней.

— Верочка, успокойся, давай поговорим.

Гостья свою кацавеечку схватила, дверь открыла, повернулась и зашептала:

— Тетя Корделия, вы добрая, хорошая, не говорите Толе, что про свадьбу знаете. Мы понарошку ее играли. Толечка ну ужасно разозлится, когда узнает, что я тайну выболтала.

Вывернулась из моих рук и убежала.

Вскоре Анатолий вернулся, прощения попросил за грубость. Впервые он на моей памяти произнес слова: «Прости, тетя, не хотел хамить, просто сорвался». С другой стороны, он раньше так грубо и не хамил.

Корделия провела ладонью по скатерти.

— Когда Веру попытались в убийстве Анатолия обвинить, я хотела в милицию пойти и объяснить, что это точно не она. Галкина обожала парня. Вера просто заснула, а мой племянник из окна сам вывалился. Я уже собралась, но тут Таня от следователя вернулась в слезах: «Мать Галкиной, наверное, большие деньги следакам отвалила. Отпустили убийцу, признали смерть сына несчастным случаем».

Корделия отвернулась к стене.

— Сестре очень плохо стало, еле-еле из гипертонического криза вылезла. С работы ее уже выперли. Таня сидела дома, курила, пила бесконечно кофе, ела торты, располнела, подурнела. Хорошо хоть к бутылке не потянулась или к наркотикам. Миновала нас сия чаша. Я на нее смотрела, смотрела и поняла: спасать Танюшу надо.

Собеседница обвела рукой помещение.

— Не сочтите за хвастовство, но все это сделала я. Продала квартиру наших родителей, купила это здание. Танюша создала центр, о котором давно мечтала, забыла про обжорство, тоску, теперь вся в заботах.

— Татьяна Михайловна сказала, что ей помогает сын Анатолия, которого некая Алина Шкафина принесла, — сказала я. — Ваш племянник успел стать в юном возрасте отцом?

Хозяйка встала, достала из шкафа большой альбом, положила его на стол передо мной, открыла и показала на одно фото.