Так прошла осень 1382 года, затем миновала и зима. Жан все больше убеждался в своем невежестве касательно шахмат, а это — как хорошо было ему известно — является первым признаком развития и прогресса. В то же время он понимал сарацинские буквы уже с такой легкостью, что и сам не отдавал себе отчета в том, на каком языке читает.
А Франсуа трудился в карьере. Это была огромная разработка в месте пустынном, опаляюще-жарком днем и холодном ночью. Ежедневно ему приходилось извлекать тяжелые глыбы белого мрамора, которые он складывал в корзины, прикрепленные на спине у Богини, а потом вываливал на большие повозки. Мрамор продавался по всей Европе, умно-богатства правителя Хамы.
Ночью Франсуа спал, как и его товарищи, в примитивной пещере, которую сам выкопал на склоне холма. В тусклом свете небольшой лампы, которая имелась у него, он видел лишь белое пространство, гладкое, как будто ледяное. Он сохранил теплую одежду, оставшуюся после шахматной партии, и очень ею дорожил, потому что никакого одеяла у него не было.
Ночью Франсуа посещали горькие мысли. И задорные взгляды Зулейки, и его надежды покорить ее были так далеко! Должно быть, ему суждено закончить свои дни в этом ослепляющем и пустынном месте… Он спрашивал себя, что сейчас делает Жан, как продвинулся он в игре, не было ли у него нового приступа. Он думал о своих близких, мертвых и живых, которых он, без сомнения, никогда уже больше не увидит.
Франсуа пытался найти утешение в учении Господа — терпении, но с каждым днем это слово казалось ему все более отвлеченным. Еще он пытался держать в голове христианский календарь, но и это начинало представляться все более нереальным, почти абсурдным. Так, 25 марта 1383 года, Благовещение, было днем, похожим на все другие, и в определенный час все вместе, рабы и надсмотрщики, падали ниц, распевая непонятные молитвы. Где же здесь, среди этой яркой чужой белизны, потерялась Дева Мария, где Ее Сын Иисус, который должен родиться через девять месяцев? Франсуа чувствовал себя безнадежно одиноким.
***
Между тем он не знал, что именно этот день, 25 марта, является важным и даже решающим в его судьбе. Утром Жан объявил Абдулу Феде, что готов, и вечером они начали свою вторую партию.
С самого начала стало очевидно, что на первую она не похожа. Жан играл жестко и точно. Он отбил несколько атак правителя Хамы и атаковал сам. Абдул Феда долго размышлял над каждым ходом, подперев рукой голову. В конце концов, он все-таки выиграл партию, но не без труда. Сияющий, он поднялся со своего места.
— Наконец-то у меня появился достойный противник! Мы станем играть каждый день. Скажи мне, какую милость ты хотел бы получить от меня? Если это будет в моих силах, я окажу тебе ее.
— Посетить твою библиотеку.
— Нет ничего проще. Иди за мной!
Библиотека, гордость дворца Хамы, представляла собой длинное помещение, занимающее все крыло. При виде многочисленных томов Жан застыл в восхищении. Такого количества книг он не встречал еще никогда! На украшение зала он почти не обратил внимания, хотя там было на что посмотреть. Между полками располагались трофеи, захваченные в крестовых походах: доспехи, мечи, щиты, предметы культа христиан — например, большой крест на золотом шесте, который несли во время крестных ходов.
Абдул Феда подвел Жана к столу, покрытому плотным белым платком, и приподнял ткань:
— Смотри: вот чудо из чудес!
Перед ними открылась карта мира, невероятно точная, — ничего подобного Жану прежде не попадалось.
— Ее сделал мой дед Абдул Феда. Самые великие ученые признали, что лучше и точнее не бывает.
— Где находимся мы?
Правитель показал Сирию.
— Хама здесь. Недалеко от Иерусалима, который ты видишь здесь.
Жан восхитился искусной работой, но география не являлась объектом его особого интереса. Он вернулся к стеллажам. Абдул Феда указал на одну из стен.
— Здесь стоят христианские книги, мы изучаем ваших мыслителей. Я читал Евангелие, святого Августина, святого Ансельма и святого Фому.
— Мы тоже изучаем ваших. Я читал Аль-Кинди, Аль-Фаради, Авиценну и Аверроэса.
Абдул Феда взглянул на Жана с возросшим вниманием.
— Что ты хочешь здесь найти?
— Книгу, которая говорит истину. Книгу, которая открывает великую тайну.
— Это Коран.
— Нет. И не наши священные тексты. Я ни в чем не уверен, я просто чувствую, что она существует и должна быть здесь!
Абдул Феда указал рукой на многочисленные стеллажи.
— Ну так ищи, если хватит мужества. Только не забывай про шахматы.
— Я хотел бы попросить тебя еще об одной милости.
— Тебе не кажется, что сегодня я и так сделал достаточно?
— Это может оказаться полезным не только мне, но и тебе. Мой брат — воин, каких мало. Вместо того чтобы посылать его на работу в карьер, почему бы не воспользоваться его военным опытом?
— Ты полагаешь, мои люди не умеют сражаться?
— Только попробуй. Ты ничем не рискуешь.
Правитель Хамы долгим взглядом посмотрел на своего раба, который осмелился говорить с ним с такой уверенностью.
— Думаю, ты сошел с ума, черная ладья. Именно поэтому я и уступаю тебе. С безумцами не спорят.
Назавтра солдаты пришли за Франсуа рано поутру, когда он, покинув свою вырытую в холме нору, собирался отправиться в карьер. Вместо этого ему пришлось последовать за ними совсем в противоположную сторону. Он не понимал, куда и зачем его ведут. Так добрались они до Хамы, и путь длился целый день, а на заре следующего дня они оказались в садах дворца.
Охранники как раз тренировались, сражаясь на кривых турецких саблях. Это были сильные и здоровые парни, обладающие, несмотря на кажущуюся неповоротливость, необыкновенной ловкостью. Повинуясь приказам Абдул а Феды, который в тот день сам руководил упражнениями, они невероятно быстро вращали над головами сабли, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, приседая на корточки, подпрыгивая, — и все это необычайно слаженно и проворно. Ни один балет не был поставлен лучше, и ни один танец не мог показаться прекраснее…
Заметив появление Франсуа на Богине, Абдул Феда дал ему знак спешиться и подойти. Рядом с правителем держался какой-то торговец-еврей, случайно оказавшийся во дворце, — его попросили быть переводчиком.
— Твой брат предположил, что ты лучший воин, чем мои люди. Посмотри на них хорошенько и, если найдешь какой-нибудь недостаток, скажи мне. Если нет, отправишься туда, откуда пришел.
Тон господина был довольно резким. По всей вероятности, правитель Хамы не был человеком, способным проявлять терпение.
Франсуа понял важность этой ситуации. Реагировать надлежит быстро. Он смотрел на идеально отрепетированный танец, движения которого казались безукоризненными. Если через несколько мгновений он не найдет, что сказать, ему придется возвращаться в свой белый ад, и на этот раз навсегда.
