Интересно, возникают ли у него подобные мысли. Когда мы только познакомились, он часто говорил мне, какая я красивая. Он стаскивал с меня одеяло, чтобы полюбоваться моим обнаженным телом, и я лежала, смущенная и возбужденная одновременно, а Майк водил пальцами по изгибам моих бедер, которые тогда еще не были такими расплывшимися.
Когда мы танцевали на вечеринках, оба уже изрядно подвыпившие, он, не переставая, говорил о том, как сильно меня любит. Я никогда не относилась к этому слишком серьезно, потому что он был слишком красив, а я была всего лишь хорошенькой. И никогда не слыла красавицей. У меня круглое лицо (я бы даже сказала, слишком круглое), а темные кудрявые волосы топорщатся в разные стороны (иногда как на картине у прерафаэлитов, иногда как щетина у швабры). Красавицами считаются длинноногие блондинки с большим ртом, а у меня на лице веснушки и нос пуговкой (кстати, Том унаследовал его). А еще я всегда была слишком шумной, хотела привлекать всеобщее внимание и стремилась стать своей в любой компании, чтобы оторваться по полной.
Мне всегда казалось, что Майку больше подойдет стройная уравновешенная блондинка по имени Кристал, а не такая женщина, как я: маленькая непоседа, которая может слопать целую тарелку макарон и не откажется от лишнего бокала вина. Но он выбрал именно меня и окружил безграничной любовью. Когда мы познакомились, у меня было много друзей (с одними я познакомилась в университете, другие были моими друзьями с детства). Майк же воспитывался иначе. В семь лет его отдали учиться в частную школу, потом он поступил в университет, а потом получил первую работу в газете. Вокруг него было много людей, но никогда не было близких друзей, скорее приятели, с которыми можно поболтать в пабе или поиграть в регби. Он никого не подпускал к себе. Было заметно, как он завидовал моей способности сходиться с людьми обоих полов, но, когда я попыталась познакомить его с моими друзьями, они не приняли его. Он показался им слишком сдержанным и даже надменным.
Только со мной он мог расслабиться, видимо, мое дружелюбие и открытость позволяли ему быть самим собой. Пожалуй, я была первым человеком, с которым он так себя повел. Его родители весьма чопорные люди, принадлежащие к высшему обществу. Я никогда не видела, чтобы мать целовала его. Глядя на то, как они с отцом чинно обмениваются рукопожатиями, невозможно представить, чтобы Майк когда-либо называл его папой. Должно быть, обучение в частной школе с малых лет, вдали от дома и семьи, стало для него тяжелой травмой. Он никогда не показывал своих чувств и эмоций и делал вид, что у него их вообще нет. Он признался мне, что раньше вел себя с девушками совершенно по-скотски. Когда мы только поженились, многие завидовали тому, что мне удалось его «подцепить», хотя на самом деле этот брак был нужнее ему, а не мне. Я думаю, он всегда завидовал отношениям в моей семье. Моя мать, конечно, совершенно безумная женщина, но она никогда не скрывала своей любви ко мне и двум моим сестрам. Ему нравилось тепло нашего дома, хотя моим родителям не хватало денег и стиля, которые были в достатке в его семье.
Когда у нас появились дети, мне пришлось учить его показывать свою любовь к ним, обнимая и говоря им о том, как сильно люблю. Мало-помалу он научился проявлять свои чувства, и теперь, укладывая Тома или Ребекку спать он шепчет: «Я люблю тебя, малыш». Вряд ли он слышал такие слова от своих родителей. Я всегда занимала особое место в жизни Майка. Я стала человеком, который открыл ему другой, настоящий мир, полный любви. Но в последнее время я все чаще замечаю, что тот прежний безразличный Майк, окружающий себя стеной сдержанности и сухости, возвращается. Он ни с того ни с сего срывается на детях. Я понимаю, что он устает на работе, но почему я после напряженной рабочей недели могу (по крайней мере, пытаюсь) спокойно разрешать их мелкие ссоры и терпеть их крики, а он нет?
Иногда мне кажется, что я совсем перестала его понимать, и это меня пугает. Устраиваю ли я его? Не надоела ли ему такая жизнь? Хочет ли он, чтобы я стала более эффектной, более выдержанной, более похожей (только не это) на его мать? Я знаю, что его раздражает моя неспособность поддерживать порядок, но как жена может преуспевать на работе (чем он так гордится) и одновременно заботиться о земных благах для своей семьи, как это делала его мать? Невозможно совмещать карьеру и дом. Он по-прежнему хочет (причем постоянно) заниматься со мной любовью, но может это просто потому, что я рядом и он ко мне привык?
Я нежно провела рукой по его лицу, и он открыл один глаз.
— Доброе утро!
— Доброе, — ответил он, наваливаясь на меня, чтобы достать часы с тумбочки. — Сколько времени? Я спал как убитый. Нам давно уже пора было встать и отправиться кататься на лыжах.
— Я знаю, — сказала я, обвивая его руками. — Давай не будем пока вставать. Так хочется еще поваляться.
— Поздно. Уже встал, — произнес он, откидывая одеяло и набрасываясь на меня с кличем Тарзана. Я прогнала свои дурные мысли. Мы так замечательно ладим, когда мы одни, без детей. Почему же мне иногда кажется, что у нас плохая семья?
Среда, 22 апреля
Когда я вчера, наконец, решилась позвонить домой, терпеливо ожидая весь день, что Клэр позвонит сама, ее голос звучал нервно. В Англии было восемь часов вечера. В трубке слышались звуки громкой музыки. Ее парень уже явно приехал, и у них там что-то вроде вечеринки.
— Надеюсь, я вам не помешала? — сказала я, пытаясь узнать, что там происходит.
— Конечно же, нет. Я только что уложила Ребекку спать, а Том уже давно спит. Мы целый день гуляли, и дети очень устали. Как вам там отдыхается? Как погода? На лыжах катаетесь?
Я чувствовала, как она там показывает жестами, чтобы сделали потише музыку. Слышался приглушенный смех. Там явно присутствовало больше двух человек.
— У вас гости? — спросила я, стараясь казаться безразличной.
— Моя сестра и ее друг, — ответила Клэр. — У нас все в порядке. Ребекка немножко поплакала, когда вы уехали, но быстро успокоилась. Мы ходили в бассейн сегодня после школы, и им обоим очень понравилось. Гарри, мой парень, прокатил Ребекку с большой горки. Она нисколечко не боялась.
С большой горки? Да с нее даже Майк боится съезжать! Я слышала, как стучит мое сердце. А если бы с ней что-нибудь случилось? Мы доехали бы до дома только через день, а она за это время могла бы умереть. А если бы Том ушибся? Он такой маленький и на ногах-то еще не стоит как следует.
— Будьте осторожнее, — сказала я, стараясь скрыть волнение и недовольство.
Она мгновенно почувствовала мой тон и довольно резко ответила:
— Слушайте, нет никаких поводов для беспокойства. Звонить безумно дорого. Даю вам слово, я позвоню, если что-нибудь случится. Увидимся в субботу. До свидания.
В трубке послышались гудки, а я все еще стояла в кабинке, уставившись в одну точку и ощущая свою беспомощность. Что из того, что у них там вечеринка? Дети спят, они живы и здоровы. Что ж я так беспокоюсь? Клэр вовсе не была со мной груба, всего лишь резка, но ее можно понять: я позвонила ей не вовремя, в разгар вечеринки. Теперь наш отдых не казался мне таким безоблачным. Я уже пожалела, что вообще позвонила. Вернувшись в гостиную, я не решилась сказать Майку про вечеринку, потому что это привело бы его в бешенство.
