– Мы с господином де Мире будем ужинать в номере – нужно принести еду туда.
– Сию минуту, мсье.
Женщина бросилась было к выходу, но Андре задержал ее:
– Еще несколько слов… Это касается вашего сына. Ближайшее время Жако не должен оставаться один: пусть Жоффруа сопровождает его повсюду, даже в отхожее место.
– Но почему? – встревожилась Элен, – Моему мальчику что-то угрожает?
– Скорее всего, нет, – поспешил ее успокоить доктор, – но осторожность не помешает. Не забывайте, что среди нас убийца, а ваш сын – ценный свидетель. О вашем участии в событиях прошлой ночи я умолчал: постояльцы считают, что просыпался и что-то слышал только Жако.
– Господи, но как вы могли подвергнуть мальчика такому риску?! Если убийца попытается добраться до него…
– С Жоффруа ни один из них не справится.
Доктор с улыбкой перевел взгляд на солдата, хмуро внимавшего разговору. Тот кивнул и пересел за стол. Взяв деревяшку из рук мальчика, мужчина достал карманный нож и за несколько движений превратил грубую болванку в узнаваемую фигурку медведя. Жако захлопал в ладоши от восторга, а Элен с трудом сдержала слезы:
– Жду не дождусь, когда этот кошмар останется позади.
– Скоро все закончится, обещаю. И для вашего спокойствия я подержу Пьера взаперти до конца следствия. Рано или поздно он догадается, кто нашел деньги под его прилавком, а обстановка в гостинице и без того накалена до предела.
– Вы правы. До чего же мне сейчас стыдно, что я так подло пыталась оговорить Пьера. Поверьте, это все от страха за Жоффруа, – шепотом уверила доктора Элен.
– Страх за близких часто толкает нас на безумные поступки, – согласился Эрмите.
Трактирщица с подносом вышла в зал, где взяла со стола несколько блюд, бутылку вина, и вслед за доктором поднялась по лестнице. Они вместе подошли к номеру шевалье. Внутри доктор уселся за стол и подождал, пока закроется дверь за Элен. Он вынул из внутреннего кармана сложенную вчетверо расписку и передал притихшему шевалье:
– Ваша “индульгенция”, мсье.
Молодой дворянин развернул бумагу. Пробежав расписку глазами, он сжал ее в кулаке:
– Вы человек слова, доктор. Пожалуй, я ошибался на ваш счет.
– Как и я на ваш. Мне жаль, что пришлось заговорить о подробностях вашей сделки с Греньи. Но я мог добиться правды только накалив обстановку до предела…
– Отчего же?
– Разговорить простого человека нетрудно, – усмехнулся доктор, – но вы, знать и городская верхушка, – иное дело. Образованы, обеспечены, дорожите своим именем и репутацией… Вам есть, что терять. Мне, как врачу, не раз выбалтывали семейные тайны, порой очень сомнительного характера. А со следователем никто не хочет откровенничать. Вот и пришлось идти на риск.
– Невероятная история, – пробормотал шевалье, – просто невероятная.
– Мне непонятно одно: вы так дорожите дружбой с молодым Греньи, но подписавшись на сделку с купцом, фактически предали его…
– Вы всерьез думаете, что я бы женился на Мари? – удивился дворянин, – Оставьте, доктор. Я собирался ехать к Жильберу и поторопить его с женитьбой – сыграть роль купидона, если вам так угодно. И вдруг встречаю в коридоре семейство нотариуса в полном составе! Я не знал, что и думать, а после известия о разрушенном мосте совсем упал духом. Вы представить себе не можете, насколько я вам благодарен!
Андре получил остаток обещанного вознаграждения, попрощался с шевалье и вернулся в свой номер. Там он уселся к столу. Спешить было некуда, оставалось только ждать. Доктор решил навести порядок в делах. Он достал из кармана записную книжку Греньи и отпер шкатулку с письменным прибором.
Подделать безыскусный почерк старика оказалось плевым делом. При обыске тела и вещей купца Андре разжился неплохой суммой и хотел, чтобы это осталось его маленькой тайной. Совершив задуманное, он вновь достал и перечитал протокол.
С тех пор, как Элен вернулась на кухню и захлопнула дверь, внизу было тихо. Из каморки иногда доносилось досадливое бормотание Пьера, которому не шла карта. Лу добродушно мычал в ответ. Вскоре лестница заскрипела: Мари возвращалась в номер. Еще через несколько минут в коридоре вновь послышались шаги и в дверь постучали.
Мадам тихо сказала доктору, что мсье Кланду ждет его. Она выглядела усталой и постаревшей. Женщина удалилась в свою комнату, а Эрмите отправился вниз для последнего на сегодня разговора.
В зале догорали свечи, камин тоже был готов вот-вот угаснуть. Отец семейства сидел за опустевшим столом, в задумчивости потягивая вино. Он поднял глаза на доктора и приглашающим жестом поднял кубок. Эрмите сел напротив. Старик хранил молчание.
– Как ваша нога?
– Хуже, – глухо ответил мсье.
– Приказать принести трость? – осторожно осведомился Андре.
– Из преисподней? – невесело усмехнулся старик.
– Значит, она на дне пропасти? Выбросили за домом?
– Все-то вы знаете, доктор.
– Вы мне льстите, – Эрмите налил себе вина, – например, я не знаю, какую сумму предложил Греньи за честь вашей дочери.
– Двести золотых… Он мог посулить все деньги мира, но дело закончилось бы тем же.
– Как вы встретились?
– Я вышел по нужде. Было темно, все спали. Я встал на верху лестницы: спускаться и не думал из-за больной ноги. И тут услышал его: этот болван шел вокруг дома к нужнику, чертыхаясь на каждом шагу.
– И вы решились заговорить?
– Да. Долго спускался по этим проклятым ступеням, молясь, чтобы успеть. Он как раз закончил свои дела, когда я подошел и представился.
– Греньи, должно быть, удивился.
– Он был ошеломлен. Потом принялся хохотать. Пьян был в стельку и даже не думал держать себя в рамках приличия.
– Вы хотели все уладить миром?
– Разумеется! Брак, заключенный без родительского благословения, счастливым не бывает. Уж мне ли не знать… Он сказал, что здесь нас могут услышать, и предложил прогуляться в более уединенное место.
– В сарай?
– Да. У старика с собой был фонарь. Я посветил, пока он возился с замком. Внутри я присел на сундук – нога болела ужасно – и начал разговор. Он все посмеивался. Но я должен был договорить – ради Мари, понимаете?
– Понимаю.
– Когда я закончил, он попросил меня встать. Отпер сундук и показал деньги. Я не сразу понял, что этот негодяй имеет в виду. А он сказал: здесь, мол, две сотни золотом. За наше молчание это более чем хорошая цена.
Мсье замолчал. Угли в камине едва мерцали, на столе мигала неверным огоньком последняя свеча. Доктор первым решился нарушить молчание:
– Странно, что вы не ударили его в лицо.
