Однако. Он был по-настоящему красив. Светлые волосы, заправленные за уши, изящный нос, высокий рост, широкие плечи. Внешность победителя лодочных гонок или актера на роли дамского угодника в «Аббатстве Даунтон».
Анна и раньше думала, что на фотографиях Грант очень хорош, но, как всегда, не спешила восторгаться, не повидав человека лично. Грант занимал впечатляющую должность информационного директора в крупной благотворительной организации. Анна ощутила приятный холодок предвкушения и оправила юбку на бедрах. После того как Нейл скептически отозвался о ее внешности, она уложила волосы, старательнее накрасилась и купила облегающее платье.
Грант поставил на стол пинту пива.
– Прости, что опоздал. Как только собрался уходить, на меня свалилось одно дело.
– Ох, сама знаю, как это бывает. А… тебе нравится твоя работа?
– В общем, да. Тут уволился наш менеджер, Руфь. Самый суровый шеф на моей памяти, честное слово. В конце концов мы с коллегами официально написали жалобу. Она не ушла, но получила выговор, и стало только хуже. Мы задумались, стоило ли вообще жаловаться. Для чего нужен отдел кадров? Руфь совершенно не умела с нами договариваться, она даже свою работу не выполняла, только вот так… – Грант скроил комическую гримасу. – «Сделайте то, сделайте это!» А мы говорили, типа, ну ладно. Она сейчас в Донкастере.
– Ну надо же, – ответила Анна, гадая, зачем он распространяется о какой-то Руфи. Наверное, воспоминания были еще свежи. – А как ты вообще стал информационным директором?
– Хороший вопрос. Я вообще-то учился фармакологии. В Ньюкасле. Сначала думал, что стану врачом, а потом как-то засомневался – а правда ли я хочу этим заниматься? Отличная дисциплина, не пойми меня неправильно, ее стоит изучать, но я люблю общаться с людьми…
«Точнее, толкать речь», – подумала Анна, стараясь заглушить неприятные мысли.
– Тогда я переехал в Лондон, тут мой брат работал программистом, и я подумал: может, попробовать? Я у него подрабатывал, ну и, понимаешь, однажды он говорит: у тебя здорово получается, давай устраивайся на постоянку, ну а я, типа, задумался: а вдруг меня ждет нечто большее? Ну и все такое. А потом я поехал в Индонезию с моей девушкой… точнее, бывшей девушкой… – Грант подался вперед и взял Анну за руку – ободряюще, но как-то слишком уверенно. – Тогда у меня как будто сместилась перспектива. Потрясающее место. Ты бывала в Индонезии?
Анна покачала головой и прикусила губу, спохватившись, что, может быть, им в результате придется провести в Индонезии целый год. Грант, казалось, знал об этой стране все – ее географию, обычаи, кухню… и даже то, какую обувь там носят. О господи!
У Анны голова трещала. Какую бы тему они ни затрагивали, Грант просто удержу не знал. Как будто лопнула труба. Стоило его о чем-то спросить, как извергался поток информации, и Анна чувствовала, что тонет.
Сначала она нервничала, потом разозлилась, затем оценила иронию судьбы. Наконец Анне стало до смерти скучно. Через час она уже не знала, какое выражение придать лицу, чтобы не походить на человека, который сидит в падающем самолете.
Она сама пыталась о чем-то рассказывать – в отместку, – но что толку? Грант не интересовался тем, что она говорила, не задавал никаких вопросов, и Анна подумала, что, если только ее не обяжут встретиться с ним еще раз, в судебном порядке, они больше не увидятся. Этот человек страдал словесным недержанием в острой форме.
Грант разглагольствовал об индонезийских орангутангах, находившихся на грани исчезновения, и о том, как они на него напали. Теоретически это могло быть интересно, если бы, прежде чем добраться до стычки с обезьянами, они не потратили столько времени на подробности подготовки к путешествию. Начиная с подробного описания сандвича с сыром и салатом в аэропорту Гарвик.
Анна позволила мыслям унести ее в открытое море… Пока Грант прорубался сквозь джунгли, она мысленно составляла список покупок и сочиняла два письма по работе.
– Еще? – предложил Грант, допив вторую пинту.
Анна уже очень долго дожидалась, когда же наконец пиво у него закончится.
– Нет, извини, – она взглянула на часы. – Я договорилась встретиться с друзьями.
– А…
Грант явно рассчитывал на приглашение.
Анне стало жалко Гранта – и она тут же выругала себя за то, что ей жалко всех, даже тех, у кого тактичности не больше, чем у носорога. Они попрощались на улице – Анна старалась подчеркнуто держать дистанцию. Ведь наверняка Грант понял, что свидание прошло не очень успешно, а значит, он не попытается ее поцеловать?
Впрочем, она многого не понимала в Гранте.
– Нужно будет встретиться еще разок, – предложил он.
– Э… – Анна протянула ему руку. Грант пожал ее. Вид у него был слегка озадаченный. – Спасибо. Я приятно провела время. Но, наверное, я продолжу поиски на сайте.
– А… ну ладно… – Грант пригладил волосы. – В смысле, ты больше не хочешь со мной встречаться?
– По-моему, мы не нашли друг в друге родственную душу, – ответила Анна.
Родственная душа. Слово, покрывающее тысячу грехов.
– В смысле? – уточнил Грант.
– Боюсь, мы не достигли взаимопонимания, – сказала Анна, широко разводя руками.
– А мне казалось, разговор тек так непринужденно…
Разговор. Можно ли назвать разговором лекцию о климатических поясах? Анна попыталась подавить досаду, она очень хотела быть вежливой, но дешевое красное вино требовало жестокости.
– Ты говорил гораздо больше, чем я.
Сказав это, она поняла, как глупо и унизительно стоять на улице и объяснять совершенно постороннему человеку, почему они не подходят друг другу.
Грант нахмурился.
– Но ты задавала много вопросов.
– Да, наверное… – ответила Анна, отчаянно желая сбежать и надеясь, что Мишель позвонит, вместо того чтобы прислать сообщение. Тогда экзекуция закончится. – Извини.
Она больше ничего не могла сказать, и не было смысла объяснять Гранту, что они не понимают друг друга и никогда не поймут, а раз он этого даже не замечает, дело тем более безнадежное.
Телефон зазвонил.
Анна и так любила Мишель, но в ту минуту особенно. Даже сильнее, чем орангутанга по кличке Геркулес, который стукнул Гранта по лбу.
20
В лиловатом вечернем свете Анна заметила Мишель, которая топталась на улице с бездымной электронной сигаретой, похожей на тампон.
– А разве эти штуки нельзя курить внутри? – спросила Анна, подойдя.
Мишель поморщилась.
– Там Пенни.
– Понятно…
– Мы уже успели поругаться. Она демонстративно бросила пять фунтов какому-то попрошайке и начала распространяться, что не понимает людей, которые дают фунт. Она, мол, никогда не подает меньше пяти, чтобы бедняга мог купить горячий сытный обед. Я сказала: «Да, горячую сытную порцию героина», и тут понеслось – я не сочувствую бедным, бе-бе-бе… – Мишель зашевелила носом, как мышь – она всегда так делала, передразнивая Пенни. – Я бы не стала злиться, будь она сотрудником гуманитарной организации, который работает в горячих точках и рискует подорваться на мине, но, черт возьми, эту пятерку ей дал Дэниел! Почему хиппи такие страшные эгоисты?
