На ее счастье, некогда влюбленный в нее Николаша Бочкин — сын крупного фабриканта, которому юная Елена когда-то отказала, предпочтя графа Петровского, — не затаил на нее зла и даже до сих пор питал нежные чувства. То, что Елена Павловна не отвечала на его ухаживания, а проявляла лишь дружескую симпатию, только поднимало ее авторитет в его глазах. И Николай Александрович изо всех сил старался помочь даме своего сердце, несмотря на то, что лет десять назад обзавелся молодой женой, а потом и четырьмя детьми. Но благодаря трепетному отношению к графине Петровской совсем недавно он выделил ей часть акций своих металлургических заводов на Урале. И теперь Елена Павловна могла быть спокойна за будущее сына, ведь производство Бочкина только развивалось и развивалось. Поговаривали, что он ворочает миллионами…
Об уровне доходов Елена Павловна никогда своего нежного воздыхателя не спрашивала. Графиня вполне довольствовалась тем денежным ручейком, который столь неожиданно потек ей в руки. Владимир Иванович ни разу не усомнился в том, что жена ради этого не сделала ничего недостойного. Он слишком хорошо знал, как чиста его Елена, и считал себя пропащим грешником в сравнении с женой…
Елене Павловне доложили, что подъехала карета княгини Полторацкой, и она заспешила навстречу, радостно улыбаясь. Надежда Владимировна являлась в свете одной из тех редких женщин, кого графине всегда было приятно видеть. Будучи дамой не первой молодости, она держалась и выглядела безупречно. Всегда свежая и оживленная, приветливая и остроумная. Давно овдовев, княгиня меняла молодых любовников, но все это не выходило за рамки приличий. То есть слухи ходили, но не более того. Надежду Владимировну ни разу не видели в обществе какого-либо юноши, она выезжала в свет только со своей воспитанницей Ташей, которая на фоне ее зрелой красоты казалась бледным мотыльком. Елена Павловна подозревала, что именно поэтому княгиня и возит с собой девушку, чтобы наслаждаться производимым эффектом. Впрочем, это только домыслы. Возможно, княгиня Полторацкая и в самом деле была привязана к бедняжке и озабочена ее судьбой. Вроде бы Надежда Владимировна даже выделила ей хорошее приданое, что, впрочем, еще не волновало мать десятилетнего мальчика.
— Где же наш ангел? — расцеловавшись с Еленой Павловной, воскликнула княгиня. — Мы с Ташей привезли ему маленькие презенты. — Она обернулась к воспитаннице: — Будь добра…
Девушка вытащила какие-то разноцветные коробки и передала их подоспевшему слуге Петровских.
— О Боже! Вы его балуете! — Елена Павловна прижала руки к щекам. — Сейчас я позову Сашу, он будет счастлив вас видеть.
— Я думаю, он будет счастлив получить подарки, — насмешливо отозвалась княгиня Полторацкая. — В его возрасте не много счастья составляет встреча с женщиной моих лет!
— Ох, Надежда Владимировна, вы как всегда!
Они вместе вошли в дом и увидели маленького виновника торжества, уже сбегающего к ним по ступеням широкой лестницы. Его длинные локоны развевались, а щеки пылали от возбуждения. Саша был весь в предвкушении праздника и ожидаемых сюрпризов.
— А вот и он! — Княгиня Полторацкая распахнула объятия.
И Саша, хорошо и давно знавший Надежду Владимировну, с разбега налетел на нее и обхватил за талию. Она с нежностью поцеловала его макушку:
— Какой красавец растет!
Елена Павловна постаралась спрятать усмешку: «Да не про вашу честь!» Но княгиня, видимо, угадала ее мысль.
— Жаль, нам этой красоты уже не достанется, — заметила она с иронией. — И отец не достался, и сын… Вот досада, в самом деле!
— Прошу вас, княгиня, — поторопилась Елена Павловна сменить тему, — присаживайтесь… Сашенька, беги к себе в детскую. Пантелей уже отнес туда подарки княгини. И Таши… — вспомнила она о наперснице Надежды Владимировны. — Ташенька, располагайтесь, прошу вас.
Присев на краешек маленького дивана, девушка скромно опустила глаза и затихла. О ней тотчас забыли.
Графиня оживленно проговорила:
— Вечер сегодня обещает быть интересным. Князь Ларионов представит нам новую Полину Виардо.
Княгиня подняла брови:
— Ну! Так уж и Виардо?
— Говорят, что ничуть не слабее.
Надежда Владимировна поморщилась:
— Все эти доморощенные певицы… Откуда она взялась, как ее там?..
— Варвара Крушинникова.
— Ужасное имя! Ей необходимо взять псевдоним, если она и впрямь собирается делать сценическую карьеру.
— Это ее фамилия по мужу, — пояснила Елена Павловна. — Не слышали? Был такой помещик Крушинников. Петр Потапович. Между прочим, один из самых богатых землевладельцев.
Княгиня поморщилась:
— Это из тех, что из грязи да в князи? Не люблю этих богатых выскочек… А что она? Хороша собой? Молода?
— Этого я не знаю, — призналась графиня. — Мне говорили только, что она училась в Италии.
— Тогда, может, и вправду поет недурно. В Италии каждый разносчик газет поет лучше, чем наши оперные дивы. Музыкальный народ, что тут скажешь! Послушаем, чему у них научилась ваша протеже.
— Она вовсе не моя протеже, а князя Ларионова, — быстро возразила Елена Павловна.
Графиня уже заочно не испытывала симпатии к той, что носила ненавистное ей имя, но честно пыталась быть объективной. В конце концов, человек не повинен в том, какое имя дали ему родители. Возможно, им с супругом сегодня действительно посчастливится принять в своем доме будущую знаменитость… Об этом можно будет потом с гордостью рассказывать внукам. Вдруг эта Варвара Крушинникова когда-нибудь составит оперную славу России?
* * *
Когда церемонный лакей доложил, что прибыли его светлость князь Ларионов с супругой, а также госпожа Крушинникова, хозяйка поспешила им навстречу с самой радушной улыбкой. К тому времени дом уже заполнился гостями. Елена Павловна успела понемногу переговорить с каждым, и осталась вполне довольна началом вечера. Старый князь Ларионов находился уже, как говорится, одной ногой в гробу, но пытался бодриться и, главное, слышал достаточно хорошо, чтобы оценить вокальный талант той, чьей судьбой он занялся всерьез. Елена Павловна с первых же минут выяснила, что он был дружен с покойным Крушинниковым, и теперь пытался помочь его молодой вдове.
Варвара Крушинникова действительно оказалась молода и отличалась той яркой, броской красотой, что так хороша на сцене. В гостиной Петровских она, пожалуй, выглядела слишком экзотично. Кожа ее отличалась итальянской смуглостью, большие черные глаза как-то странно поблескивали, а собранные на макушке темные волосы поражали своей густотой. Как многие оперные дивы, она была полновата, даже второй подбородок уже наметился, но двигалась легко и держалась с достоинством. В ней чувствовалась порода, но явно не петербургская, и графине стало интересно, каких же госпожа Крушинникова кровей?
— Добро пожаловать к нам, Варвара Васильевна! — Хозяйка постаралась быть любезной и приветливой, хотя и ощущала какую-то смутную тревогу, которой не находила объяснения. — Наслышаны о вашем чудесном таланте…
